Ирина Хакамада: В ОППОЗИЦИИ ЕСТЬ КАКОЙ-ТО СЕКC

«...Надо воспитать в себе интересную личность, расширить сознание и сделать комфорт критерием своего поведения. Если вам все дискомфортно, если жизнь не по вкусу, но при этом вы делаете успешную карьеру, то все у вас кончится разломом, счастья не получится...»

Ирина Хакамада

Справка из Википедии

Ири́на Муцу́овна Хакама́да – российский политический и государственный деятель, кандидат экономических наук, писатель, радиоведущая, телеведущая.

Родилась 13 апреля 1955 года в Москве. Отец Муцуо Хакамада – японский коммунист, после Второй мировой войны эмигрировал в Советский Союз. Мать – Синельникова Нина Иосифовна, пенсионерка, работала учительницей в школе.

Брат по отцовской линии Сигэки Хакамада – профессор Токийского университета Аояма, советолог.

Образование высшее, окончила экономический факультет Университета дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата экономических наук на экономическом факультете Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. В 1983 году получила ученое звание доцента по специальности «политическая экономия». Владеет английским и французским языками.

С 1995 по 2000 год – председатель организации «Общее дело». C 2000 по 2003 год – сопредседатель политической партии «Союз правых сил». В 2004 году выдвинула свою кандидатуру на выборах Президента Российской Федерации. Являлась Председателем демократической партии «Наш выбор». Является членом Совета по внешней и оборонной политике. Ведет телепрограмму и радиопрограмму. Создает коллекцию одежды под брендом «ХакаМа».

В настоящее время активно работает над своими книгами. В 2006 году выпустила книгу «SEX в большой политике», которая имела большой читательский успех и огромный общественный резонанс. В 2007 году выпустила любовный политический роман «ЛЮБОВЬ. ВНЕ ИГРЫ. История одного политического самоубийства», по мотивам которого планирует снять полнометражный художественный фильм и стать его режиссером.

Супруг – Сиротинский Владимир Евгеньевич. Двое детей.

– Ирина Муцуовна, Вы сейчас ведете передачи на телевидении и  радио, пишите книги, статьи для журналов, а на Вашем сайте можно прочитать Ваши комментарии и о внешней политике Медведева, и о том, как правильно питаться, и как женщинам лучше разбираться с мужчинами… А что Вам все-таки ближе?

–  (Смеется) Не знаю.  Просто я честно отвечаю на те вопросы, которые мне задают.

– Почему сегодня Вы просите журналистов называть Вас писателем, а не политиком?

–  Я написала три книги, готовлю к изданию четвертую. Написала сценарий фильма и собираюсь его снимать. Я пишу колонки для «Форбс» и других журналов. Мне кажется, что я писатель.

– А сами что читаете?

–  Большие толстые романы. К сожалению, в последнее время разочаровалась в них и в результате вернулась к Коба Абэ, к его «Женщине в песках». Перечитываю «Смерть в Венеции» Томаса Манна.

– Почему именно «Смерть в Венеции»?

–  Потому что готовлюсь снять фильм. Это очень философское произведение.

– Сценарий Вашего фильма уже готов?

–  Да, первый скелет. Теперь надо его дорабатывать.

– И о чем, если не секрет, будет Ваш фильм?

–  В нем будет и про любовь, и про борьбу. Это будет арт-хаусный фильм, символичный такой.

– Вы часто рассказываете, что очень любите Францию. Но я так и не встретил  у Вас признаний – что Вы любите в России?

–  Об этом почему-то никто не спрашивает. А в России я люблю природу. Недавно была на границе Башкирии и Челябинской области, там, где Магнитка. Вот где сумасшедшая природа, ничем не хуже итальянской Тосканы и Пиренеев.

Я была и в Горном Алтае, и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и на Сахалине, и на Камчатке. Везде природа потрясает.

Я люблю Россию за ее культуру,  за свой родной язык. Мне очень нравится стиль общения между русскими людьми. Он не такой замкнуто-индивидуальный и прагматичный, как на Западе, он более креативный.

– Правые предлагают создание в России гражданского общества. Не кажется ли Вам, что они не учли одну особенность русской ментальности: русскому человеку нужен царь и Бог?

–  Это – царь и Бог  –   не русская ментальность. Это ментальность русской элиты, которая настолько плохо чувствовала мир, что заморозила развитие страны на многие годы. Если бы в 1917 году Николай Второй не отрекся от престола и смог бы своей властью создать конституционную монархию, то об этой ментальности мы даже не вспоминали бы. Мы были бы  типа англичан, только континентальными.

Когда либералы говорят о гражданском обществе, то имеют в виду универсальные инструменты, а потом они обрастут национальными особенностями. Как в Японии, Индии, Великобритании, Таиланде. Это все демократические страны.

– Если холопство не в русской ментальности, то почему у нас такое чинопочитание сегодня?

–  Споры о русской душе вечные. Каждый живет так, как ему хочется. Я считаю, что мой народ свободный.

– Но та же оппозиция утверждает, что нынешний режим приватизировал и суды, и свободу слова. Но сам режим выбран теми же, как Вы говорите, свободными людьми.

–  У избирателей возникло настроение быть свободными в 1991 году. Потом демократы не догадались использовать этот духовный подъем. Надо было  через реформы вовлекать людей в демократическое изменение политического режима в России  –  вместе с ними, а не над ними. Тогда не было бы дурацкой приватизации и обмана с ваучерами. Тогда не было бы подтасовки на выборах в 1996 году.  Тогда не было бы авторитарной модели насаждения своих людей. Тогда не было бы коррупции. Тогда люди не разочаровались бы в демократии. Сейчас идет забвение демократических принципов.

– Были ли в те времена среди правых те, кто реально осознавал эти ошибки?

–  Я присоединилась к правым только в 1999 году, до этого я была самостоятельным политиком и критиковала власть и за то, что не поддерживается малый бизнес, и за то, что финансовые институты создаются не реальные, а спекулятивные. Я критиковала приватизацию, считала, что в результате ее получится спекулятивный рынок, и в результате будет надрыв, а  предприятия  не станут эффективными и люди не  получат прибыли.

Я думаю, что либералы были уверены тогда, что нужно поступать именно так, как они поступали, что они не сомневались в своих действиях. Но их можно простить, потому что опыта таких глобальных преобразований при постоянном сопротивлении большей части консервативной элиты в России до этого не было.

– Если посмотреть на особняки этой «консервативной» элиты или на ее счета в западных банках, то трудно назвать ее консервативной.

–  В личном потреблении они абсолютные европейцы. Это  у них такой менталитет: во внутреннем потреблении они все патриоты, а сами любят проводить свое время на красивых дорогих яхтах, летать хорошими самолетами и отдыхать за границей в фешенебельных гостиницах.

 – Вы согласны с мнением, что совесть не может быть критерием в бизнесе?

–  В России бизнес ничем не отличается от западного, западный бизнес достаточно прагматичен. Мотив его действий – максимальное  извлечение прибыли, потому что бал и  музыку заказывает политический класс. Если этот класс коррумпирован, стимулирует отсутствие совести у бизнеса и приближает к себе тех, у кого ее нет, то так оно все и получается. Если  политический класс стимулирует совесть, освобождает благотворительность от налогов, делает суды независимыми, делает неотвратимым наказание за криминальный бизнес, если сам этот класс нанимается средним классом общества, тогда у бизнеса рождается новая этика и традиции.

А пока у нас все как у Маркса – базис и надстройка. Ничего нового не придумано.

– Ваш отец был японским коммунистом, а мама простой советской учительницей и тоже, наверное, состояла в КПСС. Как же у них, исповедовавших тоталитарную идеологию, выросла такая либеральная дочь?

–  Я видела пример мамы, работавшей учительницей с невероятной  нервной нагрузкой и все равно не имеющей возможности нормально обеспечить семью.  Другой пример – отец. Он был коммунистом, но все-таки привилегированным коммунистом.

Когда у меня появилась своя семья, то получалось так, что, сколько бы я ни работала, все равно не могла обеспечить достойную жизнь своим детям. Например,  не могла дать возможность съездить на море. Тогда я приняла решение, что этот режим меня не устраивает.       

Я родилась очень независимым человеком, это генетика, это кровь моего отца. Он принял иную идеологию, но передал мне свой характер. В советское время меня раздражало подавление личности и индивидуального взгляда и в системе преподавания, и везде. Меня, кстати, на работу не брали из-за фамилии.

Советское общество мне не нравилось, и я пыталась что-то анализировать. Постепенно стала бытовым либералом.

– Получается, дворянские дети  уходили в революционеры, а дети коммунистов – в либералы?

–  Да. И это прекрасно.

– Многие женщины во власти больше похожи на партработниц советского периода. Вы же, несмотря на большие посты в своей карьере, всегда сохраняли женственность.   Как Вам это удается?

–  Думаю, что это связано с моей личностью. Во-первых, я была независимой, много читала, много думала и в этом плане не сливалась с толпой. Во-вторых, у меня сильно работает логика, и поэтому я  смогла быть успешной и в политике, и в экономике. Но все равно я творческий человек, эмоциональный и фактически создавала параллельный  мир в своей жизни, не связанный с политикой. Я читала те книги,  которые политики не читают, смотрела те фильмы, которые политики не смотрят, освобождала себе время для собственного удовольствия, даже когда была очень занята.

Я любила себя больше, чем свой карьерный успех. Это мой главный принцип, о нем я говорю на всех своих мастер-классах. Надо воспитать в себе интересную личность, расширить сознание и сделать комфорт критерием своего поведения. Если вам все дискомфортно, если жизнь не по вкусу, но при этом вы делаете успешную карьеру, то все у вас кончится разломом, счастья не получится.

– Вы чувствовали мужской шовинизм, когда были в политике?

–  Естественно.

– И как переживали его?

–  Терпение, терпение и еще раз терпение. Главное – доказать, что ты профессионал.   Только не надо кричать и вопить об этом, надо просто показать, что ты не хуже других.  У меня шесть лет ушло на это, и когда я стала лидером СПС, то поняла, что со мной общаются на равных.

– Как Вы оцениваете мужчин-политиков – как политик или как женщина?

–  Мужчин в политике я оцениваю только как политиков, все остальное мне неинтересно.

– Много ли сегодня, на Ваш взгляд, в политике настоящих мужчин?

–  По большому счету, политика так переваривает мужчин, что редко кто из них сохраняет свою мужскую самость. Они превращаются в интриганов, лоббистов и, конечно, теряют свободу.

– Где, по-Вашему, больше мужчин – во власти или в оппозиции?

–  В оппозиции ничего так есть мужчинки (смеется). Немцов симпатичный, Каспаров многим нравится, от Лимонова просто с ума сходят. В оппозиции есть какой-то секс, а во власти секса нет.

– На Вашем сайте прочитал, что Вы стали обливаться по утрам холодной водой. Для чего?

–  Чтобы проснуться и простимулировать иммунную систему. Попробуйте сами – примите утром горячий душ, а потом облейтесь ведром холодной воды. Организм взбадривается и начинает защищать себя. То есть вместо таблеток ведро холодной воды повышает ваш иммунитет, который с возрастом слабеет. И еще надо выпить полстакана лимонного сока, разбавленного водой, но не натощак, а после еды.

– Говорят, что домашние животные похожи на своих хозяев.  У Вас, насколько знаю, есть овчарка. Как же Вы выбрали именно эту породу?

–  Почему бы и нет? Может быть, я похожа на волчицу? (Смеется.) Овчарка очень похожа на волка. У меня восточноевропейская овчарка, очень умная и добрая. Грея  почти ничему не учили, но он все делает как надо. Очень любит играть и достает до ручки. Но он настоящий друг, и когда мне плохо, он чувствует это, приходит ко мне на даче, ложится у ног и смотрит со мной телевизор.

– Многие считают, что овчарки агрессивные…

–  Агрессивные  – «кавказцы», они совсем не поддаются дрессировке, и их нельзя брать в семьи, где есть дети. Немецкие овчарки менее агрессивные, они добрее. Вообще, овчарки очень добрые животные, у них генетически передается, что они сторожа.

– Некоторые политики, уходя, стараются меньше появляться на людях, ходят с охраной, как будто чего-то боятся или  им стыдно. У Вас есть охрана?

–  У меня никогда не было охраны, потому что я считаю ее бессмысленной. Если мне неприятно заходить в противный подъезд, можно зайти с водителем. Охрана в принципе нужна больше для демонстрации личных амбиций, как дорогие часы на руке у мужчины.

Мне стыдиться нечего, и я везде хожу одна. Многие уже привыкли, что я брожу, и не обращают на меня внимания. А некоторые подходят и просят автограф.

                                                          Интервью Андрея Морозова специально для журнала EXRUS.eu