Запоздалая исповедь

Перед переездом на ПМЖ в Германию я снова женился, в свои 40 лет – уже в третий раз. Правда, на одной и той же женщине – матери моих двух дочерей. Бывает.

Два предыдущих развода были фиктивными. Первый раз – из-за тещиной квартиры, чтоб не потерять. Второй раз – из-за национальности и фамилии старшей дочери, чтобы не травмировать ее в будущем и сделать русской по матери.

Когда посчитал, то оказалось, что в разводе я был дольше, чем женат. Но не оставлять же свою семью на произвол судьбы, столько лет вместе прожили. Пришлось третий раз расписаться. При сдаче анкет в немецкое консульство в Киеве консул херр Шатц все терзал меня, почему метрика старшей дочери менялась. А я стоял на смерть, что это оригинал. Тогда он ткнул меня в типографский оттиск даты на самой обложке, которая оказалась на десять лет младше моей дочери. Забыл я о тех старых комбинациях. Но пронесло, анкеты приняли и в Германию впустили.

Первые месяцы: языковые курсы, общага, суета, беготня. Многие семейные судьбы прошли перед глазами. Жаль мне тех жен и тех мужей. Дома, в экс-СССР, помню, мужики посмелее, поувереннее были. Ведь семья почти всегда на них держалась. Так что при случае и прикрикнуть, и притопнуть можно было. А если подшофе домой пришел, то всегда можно на партсобрание или сверхурочные сослаться: расслабились, мол, с ребятами после мероприятия. А тут все маршруты на двух-трех точках замыкаются, деться некуда, сослаться не на кого.
И жены тут же финансовую независимость приобрели: ведь по закону они могут в любой момент финансовые счета разделить и получать социальную помощь только на себя с детьми. Но в то же время, самостоятельность эта какая-то ущербная была, кажущаяся: ею, этой самостоятельностью, и похвастать-то не перед кем было – ни подруг, ни друзей, ни рабочего коллектива, ни профсоюзных отдушин. Так что и жены тоже немного примороженные стали, слонялись с опущенной головой по двум-трем надоевшим маршрутам.
От этой безысходности и заунывности нередко возникали перепалки, склоки, ссоры. Так как всё в стенах одной общаги, то все взгляды, вздохи, недомолвки и реплики у всех на глазах. Отсюда и частые сцены ревности, и нахальные измены, доходило до драк и даже до поножовщины. В общем, как нормальные пауки в нормальной банке. Это не правило, но... это было гораздо чаще «на душу населения», чем в «прошлой жизни».

Потом из Дессау в Гейдельберг переехали, тогда еще можно было землю менять. И тут началось. Стал я на всю семью квартиру искать, чтобы из общаги вырваться, – так найти такую 4-комнатную, да еще дешевую, чтобы Социал оплатил, совершенно невозможно. А продолжать в общежитии жить и ждать городской очереди (года два-три) – значит, без телефона сидеть, то есть без модема и Интернета. А тут без этого – как без водопровода: ни работу искать, ни бизнесом заняться. Короче, тупик!

Вот тут я и вспомнил отработанный финт: развестись. Попросил я друзей мне разводную справку на родине купить (тогда это всего 100 баксов стоило). Пришел я с этой справкой в Социал: всё, говорю, один я теперь, и квартиру однокомнатную нашел, для себя одного. Посмотрел чиновник на мое свидетельство о разводе и говорит: «Так, брат, не годится. Ты теперь в Германии живешь, вот и разводись по-германски». Не поверил я, пошел в местный ЗАГС, показал там свою «разводную», а он туда же: год живите раздельно, потом в суд и т. д. и т. п.

Тогда я ему заявляю:

– Слушай, херр... Я ведь до сих пор гражданин Украины. Там женился, по ихним законам. Потому и разводиться буду там же, по тем же законам. Хотите меня по-немецки разводить? Я согласен! Только сначала гражданство немецкое дайте, тогда я отстану от вас и все буду по-немецки делать.
На такое заявление мой собеседник молчал минут десять, документы изучал. И думал, наверное: «Если я по факту каждого развода гражданство начну раздавать, так у меня тут очередь разводников выстроится. Не... Не пойдет!..» А вслух сказал:

– Да вроде Вы правы. Вы тот гражданин. И паспорт у Вас тот. И свидетельство о разводе оттуда же. Так что все верно, согласен.

Короче, признали. Жизнь полегче стала: утром я, как на работу, к себе домой иду; а вечером, как с работы, тихонько в общагу возвращаюсь и с семьей живу. Но работать (у себя дома) стал все больше, а «домой» приходить (то есть в общежитие) все позднее, а со временем – все реже...
Через пару лет такой жизни наш фиктивный развод постепенно превратился в фактический. Несмотря даже на то, что жене с детьми отдельную квартиру дали. И однажды жена сказала мне тоном бригадного генерала: «Ключи – на стол! И без предварительного звонка – чтоб не появлялся!!!»

Сам, конечно, виноват: и времени с семьей мог бы больше проводить, и секретаршу можно было бы постарше найти, чтоб не искушать себя лишний раз и другим глаза не мозолить. Вот тут я и задумался...

...Браков здесь распадается – почти каждый третий. И теперь мне понятно, почему. Причин несколько.
Во-первых, здесь, по сути, отсутствует выражение «семью бросил»: здесь все настолько обеспечены социально-финансовыми «поплавками», что слово «бросил» потеряло наш традиционный трагически-обывательский смысл – мол, бросил семью кормилец, на что детей кормить-одевать. А такое положение вещей уничтожило один из немаловажных цементирующих элементов института семьи: НУЖДУ, страх за физиологическое выживание. Более того, женщины здесь быстрее находят хоть какую-нибудь работу (в отличие от мужчин, ищущих, как правило, здесь такую же «руководящую должность», как и раньше!); а в этом случае мужчина становится иждивенцем, выпрашивает у супруги гроши на сигареты и пиво, то есть играет роль для него совершенно не привычную.

Во-вторых, в прежней жизни, в огромном русскоязычном пространстве СНГ, наши эмоции, социальные стрессы, раздражение (причем не только нервное, но и сексуальное раздражение, в смысле «возбуждение») разбавлялись и часто растворялись в бесчисленном количестве встреч (разных), контактов (в том числе сексуально-эротических), разговоров (в том числе с особями противоположного пола). Ведь живя на родине десятилетиями, мы даже не задумываемся, как мы социально богаты, как много у каждого из нас друзей, приятелей, знакомых, соучениц, подруг, любовниц, наконец. В эмиграции это привычное и во многом спасительное социальное окружение исчезло, супруги предоставлены друг другу ежедневно на протяжении 24 часов и... (аж страшно сказать) почти навсегда! А от этого хочется иной раз не то что развестись, а просто из окна выброситься (и выбрасываются!).

Третья причина, пожалуй, самая печальная по своей сути. Это дети. Вряд ли кто-нибудь будет спорить, что наши дети – это сильный семейный магнит. Мы нужны им, они часто нуждаются в нашей помощи: дать совет, проверить уроки, подарить «рупь на мороженое». Это ТАМ, в прежней жизни. А что здесь? А ничего: и говорят они по-немецки быстрее и лучше нас, и деньги заработают на школьных работах быстрее нас, старых... социальщиков, и за советом (проверить текст или что-то написать) не они к нам, а мы к ним идем. Вот и падает наш авторитет в их глазах, пропадает наша необходимость, все очевиднее становится собственная никчемность, ненужность. И хочется бежать от этого унижения, куда глаза глядят. Из семьи.

Как сохранить брак в эмиграции? Отвечаю: любить друг друга, поддерживать в проблемах, держаться за руки в любых передрягах, не ронять, а подымать авторитет друг друга в глазах каждого члена семьи, быть добрее и терпимее друг к другу. Как видите, все просто.

Tолько это «просто» понимаешь спустя годы после развода...