Как это было

В 2011 году в Политехническом музее Москвы состоялся цикл лекций по истории российских реформ «Как это было», организованный Фондом Егора Гайдара.

С лекциями выступили члены команды реформаторов российской экономики в начале 90-х годов в составе:  

Петр Авен - министр внешних экономических связей РФ в 1992 г.

Андрей Нечаев - министр экономики РФ в 1992-1993 годах,  

Евгений Ясин - министр экономики РФ в 1994-1997 годах, 

Альфред Кох - заместитель Председателя правительства РФ в 1997 г.

Сергей Васильев – заместитель министра экономики РФ в 1994 году, руководитель Рабочего Центра экономических реформ при правительстве РФ в 1991-94 годах

Судя по вопросам, задаваемым слушателями во время лекций, никакого консенсуса относительно реформ и места команды Гайдара в российском обществе нет и до сих пор. При этом на основной вопрос, тревожащий российскую общественность, - была ли альтернатива гайдаровским реформам в конце 80-х-начале 90-х годов — все выступавшие дали однозначно отрицательный ответ. По их мнению возможность пойти по китайскому пути была упущена еще в начале 50-х годов, когда об этом задумывались Берия и Маленков. Для китайского пути требуется большая масса сельского населения, но советская деревня уже в 60-е годы для этого не годилась.

Сергей Васильев: Реформы были необходимы

К середине 70-х годов прошлого столетия стало ясно, что плановая экономика не работает. «Это была уже не командная экономика, а экономика согласования между разными уровнями хозяйствования», - отметил в своей лекции Сергей Васильев. Поворотным в осознании необходимости реформ, по его мнению, стал 1979 год. Тогда было издано постановление правительства, призванное улучшить механизмы планирования. По сути затея провалилась. В политической жизни тогда тоже наметились перемены, повлиявшие на процесс реформирования экономики — Советский Союз вторгся в Афганистан, а генеральные секретари партии начали меняться быстрее перчаток.

Тогда же сформировалась де-факто команда будущих реформаторов. Формировалась она на базе двух кружков молодых ученых — московского под руководством Егора Гайдара и ленинградского под руководством Анатолия Чубайса. Эта команда начала писать рекомендации для комиссии по экономике Политбюро. «Мы готовились по сути к прошлой войне. Пытались довести косыгинскую реформу до конца», - вспоминает Васильев. В результате родилась программа, по которой предполагалось перевести промышленность на систему «план заказ» (большую часть продукции промышленность производит по госзаказу, меньшую продает по свободным ценам), а также послабления в плане расгосударствления экономики — в мелкой торговле и сельском хозяйстве.

«Нас упрекают, что в 1991 году к власти пришла «команда завлабов, намекая будто мы не имели опыта практического управления. Мы не просто имели такой опыт, но и много лучше были подкованы теоретически. Сильно лучше, чем сотрудники Госплана», - говорит Васильев. «К 1986 году мы провели неплохую работу в области теории», - вспоминает он.

Поначалу реформы шли, как и задумывались, однако потом их начали опережать политические преобразования и реформы уже не успевали за ними. А сами реформаторы потеряли возможность влиять на власть. Гайдар перешел в журнал «Коммунист», что по партийной иерархии было выше, но лишило команду возможности влияния. Да и сами они ударились в политику — в Москве и Ленинграде участвовали в создании и работе клубов «Перестройка».

К 1989 году, по словам Васильева, неизбежность реформ уже была очевидной. В стране наступил страшнейший дефицит, существовал огромный денежный навес, бюджет был дефицитен. Вопрос заключался в том, что проводить сначала — либерализацию цен, чтобы ликвидировать рублевый навес, или приватизацию госсобюственности, которая решила бы проблему дефицита товаров народного потребления.

Важным фактором, повлиявшим на выбор гайдаровского правительства, стал пример Польши, где сначала проводили либерализацию. Оказалось, что предприятия вполне реагируют на колебания цен, несмотря на форму собственности.

Однако были и проблемы — отсутствие средств. «До 1990 года мы полагали, что можно использоваться средства населения, денежный навес и на них провести приватизацию. Однако к началу 1992 года стало ясно, что инфляция съест эти средства гораздо раньше», - вспоминает Васильев.

Была и чисто кадровая проблема. «Гайдаровское правительство столкнулось с недостатком экономистов», рассказал Васильев. По мнению Васильева, рыночные реформы в целом победили. «Все, что делается сейчас — делается по лекалам начала 90-х», - полагает он. Да и проблемы те же. По оценке Васильева, например, уровень инфляции сейчас тоже высокий и при 7-процентной инфляции модернизация экономики невозможна.

Источник - http://polit.ru/article/2011/12/09/vasiliev/

Евгений Ясин: Оттенки меняют оценку

Необходимость реформы 90-х годов в России была связана со сложнейшей комбинацией исходных условий, включая политическую составляющую. Политико-экономическую по своей сути революцию пытались проводить как экономическую реформу, не обращая внимания на формирование политической системы. Именно в этом и состояла самая серьезная ошибка, которую следует исправлять, уверен научный руководитель НИУ ВШЭ Евгений Ясин, выступивший на диспут-клубе АНЦЭА «Узлы экономической политики: Итоги и уроки реформ 1990-х годов»

Оценивая уроки преобразований в России, надо считаться с теми обстоятельствами, которые складывались в стране и диктовали линию поведения. Проведение рыночных реформ — это не чисто экономическая задача, а политико-экономическая, причем, в очень большой степени, «политико-». Это очень упрощенное представление, что преобразования — полигон для хороших экономистов, которые имеют возможность провести глубокие исследования и принять какой-то разумный план. Ситуация была совершенно иная. Ее главная характеристика заключалась в катастрофическом нарастании проблем, обозначившихся в советское время. Причем целого комплекса проблем, не имевших ни однозначного, ни единственно верного решения.

Советский Союз еще какое-то время мог бы существовать, если бы цены на нефть продолжали расти, как в 1970-е годы. Но в конце 1980-х они упали. В сентябре 1990 г., когда мы писали «Программу 500 дней», Станислав Анисимов, тогда председатель Госснаба, сказал мне в частной беседе: «Все. У нас нет денег. Мы больше завозить зерно не можем». В то время и в тех условиях это означало голод в стране.

Как это начиналось

Советский механизм управления предполагал, что каждое предприятие должно получить плановое задание, заказ. Под заказ распределялись фонды. В декабре 1990 г. председатель Госснаба Павел Мостовой собрал совещание, на котором присутствовало 2,5 тыс. директоров крупнейших предприятий, и сказал: «Дорогие друзья, вы отсюда не выйдете, пока вы не подпишете все хозяйственные договора, вызывайте сюда кого хотите, работайте как хотите, но обязательно подпишите». Он был твердо убежден, что если не будут заключены хозяйственные договора, если не сработает вся система распределения, разверстки фондов, нарядов, планов и т.п., то экономика встанет. Для советской экономики цены, деньги и т.д. представляли третьестепенное значение, а главным были продукты, товары, железо, и т.д., поэтому финансовым вопросам относились крайне пренебрежительно.

Один из постулатов, сформулированный историками, гласит: извлечение уроков из уникальных событий и ситуаций — бессмысленно. Второго такого случая, когда эти уроки могли бы пригодиться, не будет. И слава Богу, что не будет

Подозреваю, что экономика не встала бы и без таких принудительных мер, сработал бы спотовый рынок и налаженные отношения с поставщиками. Но потери могли бы быть большими.

Помимо маневров министра финансов СССР Валентина Павлова с денежной реформой, проведенной в январе 1991 г., маневров с ценами, с плановыми заданиями и т.д., были либерализованы оптовые цены. Вернее, был осуществлен переход на договорные цены. А в апреле 1991 г. в административном порядке повысили розничные цены. Но главный вопрос оставался не в ценах, а том, кто и что мог вообще купить.

Республики начали тормозить обязательные поставки. Вот такой произошел разговор на одном из заседаний союзного правительства в 1991 г. Председатель Совмина УССР Виталий Масол сказал Предсовмина Николаю Рыжкову: «Вы же нас учили находить выходы из положения самим, потому что каждый раз в союзный центр бегать невозможно. Вот мы и находим, и все оставляем себе».

В 1992 г. повысили цены на нефть в 5 раз. Потом их либерализовали. Возможно, это было и ошибкой, но в последствии биржевые операции сами скорректировали цены. И вместо 2600 руб. за литр бензина в 1992 г. мы имели уже в следующем, 1993 г. — 900. Чуть дольше удерживали цены на уголь. Я приходил к Гайдару с вопросом: «Может быть, мы цену на уголь подержим не до мая, а подольше?». И он ответил: «Черт его знает, может быть, и надо подержать». Но и эти цены отпустили, такая была обстановка, что удержать их было все равно невозможно. В течение 1992 г. все цены были практически полностью освобождены, все попытки их удержать срывались. Центробанк сорвал финансовую стабилизацию в 1992 г., но потом, в августе 1993 г., закончил денежную реформу и разделение рублевой зоны.

Работа, которую было совершенно необходимо сделать, была сделана. Плохо или хорошо, но рыночная экономика теперь работает. Теперь давайте поправлять, что не так. Давайте делать лучше, а не искать виноватых и обсуждать, что вот, дескать, надо было пригласить толковых хозяйственников, а не «мальчиков в розовых штанишках». А где собственно было взять таких толковых людей? На этот вопрос ни тогда, ни сейчас ответа нет. Экономическая наука, замечу, не была готова к восприятию таких событий. Она и сейчас не готова.

О планах и действиях

План проведения реформ достаточно широко обсуждался. В дискуссиях высказывались разные точки зрения. Была также дискуссия в связи с подготовкой программы правительства в начале 1991 г. Целый ряд видных ученых высказывали свои рекомендации, в их числе был и Рудигер Доренбуш (Rüdiger Dornbusch — американский экономист немецкого происхождения) и многие другие известные ученые — все они выступали хором за шоковую терапию. Выход виделся в том, чтобы создать нечто похожее на рынок, когда бы заработали деньги — закон спроса и предложения. Если бы после этого еще установить какие-то достаточно жесткие бюджетные ограничения, чтобы сдерживать цены — то заработал бы рубль. И можно было бы завозить товары из-за границы, если их нет здесь. Теоретически было ясно, что в качестве первоочередных мер нужно совместное решение именно этих вопросов: либерализовать цены и немедленно вводить максимально жестокую денежную политику, а после этого открывать экономику.

Пойти по китайскому пути наша страна вообще не могла. Китай находится на стадии поздней индустриализации, у него примерно 150 млн крестьян, которые готовы прийти работать в город. Мы все наши трудовые ресурсы уже перевезли в город. Таких резервов развития у нас нет

Но если либерализовать цены в отсутствии товаров, то, что можно этим поправить? Ничего!

Яцек Ростовски (Jacek Rostowski, в настоящее время министр финансов Польши), предупредил: «Вы должны добиться того, чтобы избежать эффекта «Ливейро-Танзо». Если у вас расходы бюджета будут опережать доходы — вы сгорели! И вы попадаете в бразильскую ситуацию, а из этого вылезти трудно». Понятно, что наша задача состояла в том, чтобы поддерживать рост доходов бюджета в соответствии с расходами. И введенный с 1 января 1991 г. налог с продаж уже был построен по схеме налога с оборота, нельзя сказать, что это выправило ситуацию, но попытки сделаны были.

Многие серьезные эксперты, в том числе и Григорий Явлинский, полагали, что самое главное — смягчить денежную политику. Именно это и произошло, но де-факто, а не по воле реформаторов. На пост главного банкира страны пришел Виктор Геращенко и произвел взаимозачет обязательств. А виноватым за последовавшую 26-кратную инфляцию сделали Егора Гайдара.

Неверно думать, что реальные действия предпринимались некими упрямыми рыночниками, стремившимися воплотить в жизнь некую догму. Ничего похожего не было, в основном действия были сделаны под давлением обстоятельств. И в тех обстоятельствах никто не знал, как сделать по-другому. 

Считаю, что говорить об ошибках в реализации рыночных реформ, вменяя вину за них реформаторам, в корне неправильно. Как будто 70 лет советской системы, сформировавшей определенные институты, соответствующее отношение к труду и т.д., это все не имеет значения? Если бы, к примеру, мы провели до конца реформы Косыгина, если бы они принесли такие же плоды, как в Венгрии или Чехии, тогда была бы другая ситуация. Многих потерь можно было бы избежать. Но ничего подобного в СССР не было реализовано. Даже растущие доходы от нефти в период после 1973 г. не привели к созданию каких-то резервов.

Вопрос о том, какой будет цена преобразований, тоже не мог снять с повестки дня их необходимость. Заранее просчитать цену и возможные потери все равно было невозможно. И ситуация выглядела так: все ждали чего-то, а положение катастрофически ухудшалась с каждым днем, и нужно было что-то предпринимать. Стране грозила катастрофа, повторение примерно того, что было во время гражданской войны, мог быть голод просто от дезорганизации и прекращения потоков на границах регионов. Именно дезорганизация, в конечном счете, и ударила по экономике больнее всего. Ведь объем ВВП упал в большей мере, чем сократилось промышленное производство. Так что отказ от преобразований мог лишь усилить эффект дезорганизации.

То, что относится к первому, чековому, этапу приватизации, считаю, было сделано правильно. Признаюсь, я не верил, что ее вообще можно организовать, учитывая состояние государства. Но когда это удалось, и значительная часть собственности перешла в частные руки, я посчитал это достижением.

Что до второго, денежного, этапа приватизации — залоговых аукционов, у меня самого есть большие претензии. Выводы, которые делали зарубежные коллеги после серьезных расчетов, показывали, что у нас приватизация оказалась неэффективной. Думаю, что окончательный диагноз ставить еще рано. Несомненно, однако, что были допущены серьезные ошибки при формировании соглашений с олигархами. Им должны были быть поставлены жесткие условия, а не только передача прав (выигрыша).

Развитие процесса

Где-то в 2000-2002 гг. процесс реформирования остановился, то есть план построения системы институтов, которые могли бы обеспечить нормальное функционирование рыночной экономики, не был доведен до конца. Кроме налоговой реформы и монетизации льгот ничего в последние годы сделано не было. С моей точки зрения, все значимые реформы были сконцентрированы в первой половине 1990-х гг. Точнее, до 1994 года. То, что мы видели потом, на самом деле, реформами назвать нельзя, включая и плоскую шкалу налогообложения. Но это и не упрек. Утверждаю, что теперь нам серьезные экономические реформы особенно не нужны. Нам нужны политические реформы, способные преодолеть, прежде всего, коррупцию и криминалитет.

Меня упрекают, что я все время говорю, что не было других вариантов. Были другие варианты! Но беда в том, что разница между ними — копеечная. Независимо от вариантов рыночных реформ, даже эволюционных, каждый шаг эволюции сопровождался бы своими злоупотреблениями. За любой вариант пришлось бы платить.

Пойти по китайскому пути наша страна вообще не могла. Собственно этот путь нами был уже пройден ранее. Первые шаги Дэн Сяо Пина — это почти полностью копия НЭПа: либерализация ситуации в деревне, предоставление возможности крестьянам обрабатывать землю и рассчитываться деньгами. И какое-то время и натурные платежи сохранялись, сейчас они прекращены. Сами китайцы признают, что никакого особого китайского плана не было, планы постоянно менялись. Неизменным оставалось лишь положение компартии и довольно жесткий бюрократический контроль. Страна, недавно вступившая на путь индустриализации, может какое-то время развиваться таким образом. Китай находится на стадии поздней индустриализации, у него примерно 150 млн крестьян, которые готовы прийти работать в город. Мы все наши трудовые ресурсы уже перевезли в город. Таких резервов развития у нас нет.

Более интересен вопрос о том, можно ли было бы проводить реформы в России по аргентинскому сценарию. Ответ на него таков. Аргентина — капиталистическая страна со всеми необходимыми институтами, включая финансовые. В России же был КГБ, но не было ни страховых компаний, ни нормальных банков. Вот если бы у нас была такая банковская система, как в Аргентине… Увы, такой у нас не было и нет до сих пор.

Об «уроках»

Один из постулатов, сформулированный историками, гласит: извлечение уроков из уникальных событий и ситуаций — бессмысленно. Второго такого случая, когда эти уроки могли бы пригодиться, не будет. И слава Богу, что не будет.

К публикации подготовила Наталья Гетьман

http://www.opec.ru/1350013.html