ДРУЖБА ДОРОЖЕ

Статьи и рассылки / Темы статей / Человек и общество / Семья и дети
Information
[-]
ДРУЖБА ДОРОЖЕ  

Рассказ

 

Как же еще подлецы живучи! Своим пустым холодным взором и бессердечным отношением к ней будущий отец «благоразумно» самоустранился, отказался от своего ребенка и от своей любви. А может, ее и не было? А так – очередное развлечение...

 

Школьный двор празднично галдел. Преобладавший белый цвет украшался колоритным разнообразием сочных цветов. Дружный 11-Б стоял обособленной от остальных классов стайкой. Станислав Дрынов на полголовы возвышался над одноклассниками, в отличие от них он был по-взрослому серьезен и озабочен, часто оборачивался, будто кого-то искал. Ребята шутили, громко смеялись и живо обсуждали, как проведут сегодняшний день. Стас же казался безучастным ко всему, словно его это совсем не интересовало. Нервно постукивая пальцами по пуговице нового блестящего пиджака, он озирался по сторонам.

Зазвучал школьный вальс, все сразу гулко засуетились и организованно построились в прямоугольную «коробочку». Началась торжественная часть, но как раз торжества-то в своей душе Друнов и не ощущал – так, легкое волнение. Строгий директор, требовательные завучи и учителя, добродушные члены родительского комитета поздравляли счастливых выпускников с окончанием школы, за что в благодарность получали цветы, дружные аплодисменты и благодарные улыбки. В отличие от своих товарищей Станислав совершенно не испытывал подобных чувств по поводу этого важного для любого человека события. Он в который раз пробегал глазами по сияющим лицам своих сверстников, но, к его разочарованию, не находил того, кто по праву тоже должен присутствовать. Тогда его беглый взгляд устремился за пределы живого прямоугольника, в том числе и за своей спиной, но… увы!

Уже прозвенел трогающий души – как юные, так и не очень – звонкий колокольчик, означавший для выпускников последний школьный звонок, а неугомонный Дрынов настойчиво продолжал визуальный поиск. Когда закончилась официальная часть, Станислав подошел к Лене Егоровой, украшенной смешными непривычными завитушками, и заглянул в ее радостные глаза, напоминавшие до блеска начищенные зеленые пуговицы.

– Лен, у тебя два букета – дай один, – попросил он с легким прищелкиванием.

Та настолько удивилась, что улыбка мгновенно испарилась с ее надувшихся губ.

– Я хотела нашей классной и физичке, – взволнованно пояснила девушка, будто ее собираются грабить в темном дворе.

– Выбери одну из них – я тебя очень прошу, – для убедительности Станислав приложил руку к груди.

Она с затаенным сердцем взглянула на него снизу вверх: может, еще удастся отстоять, убедить. Но для этого надо сначала измениться самой. И на ее узком с тонкой кожей кукольном личике нарисовалось капризно-жеманное выражение. Однако Лена никогда еще не видела его таким серьезным и одержимым. А ведь сегодня праздник!

– А, ладно. Стас, бери оба, – махнула она рукой и затрепетала густыми загнутыми ресницами. – Я им потом вручу.

– Два не надо, – улыбнулся он, выбрав крупный. – Цифра уж больно нехорошая. Надо отвыкать: жизнь – это тебе не школа!

– Ах, да, – сообразила отличница и с подчеркнутым вниманием, откровенно, как никогда раньше, посмотрела на Станислава.

Подскочили ребята-«галчата»:

– О чем шепчемся? Почему без нас? Ты куда, Стас? Мы же договорились?

– Даже не успеешь соскучиться. Я вас найду, – деловито ответил он и, как чемпион после финиша, помахал букетом. Раздался всеобщий рокот удивления.

Станислав удалился широким, полным достоинства шагом. Поторапливая себя, вошел в знакомый подъезд, показавшийся в этот раз тихим и даже сиротливым, с волнением поднялся на лифте и подошел к знакомой железной двери. Даже удивился: почему именно сегодня он испытывает такое дурацкое чувство? Как на экзамене!

Дрынов перевел дух и позвонил. По ту сторону двери притаилась непонятная тишина: неужели его не ждут? В такой день! Ведь он же пришел с хорошими помыслами и открытым сердцем! Позвонил еще раз, но уже более настойчиво. Расстроенный Станислав собрался уже уходить, но на всякий случай снова нажал на кнопку. Уже ожидая вызванный лифт, он за спиной вдруг услышал два тяжелых металлических щелчка, и дверь осторожно со скрипом, словно нехотя, приоткрылась.

– Стас?! – последовал удивленный голос Оли Гордеевой. Их чувства полыхнули откровенностью: на ее лице застыла прекрасная улыбка, а на его –  искренняя радость. Вдруг она оборвалась, от смущения Дрынов опустил глаза – словно испугался или разочаровался, заметив на ее щеках и лбу высыпавшие пигментные пятна. И всё же весной красота Оли расцвела с такой соблазнительной пышностью, как никогда прежде.

Уловив невольное замешательство Дрынова, она одной фразой успокоила его:

– Заходи. Какой ты сегодня нарядный!

Он снова расцвел, но продолжал топтаться на месте, демонстрируя неловкость – на него это было не похоже.

– Да проходите же, сударь!

Станислав вошел и как-то неловко протянул букет. Он делал это впервые в жизни, поэтому его щеки залились краской.

– Это от нас, – певуче произнес он, как бы оправдываясь за свою нескладную галантность.

Теперь Дрынов во все глаза пялился на нее, словно искал другие перемены, кроме «веснушек» и объемного живота. Наблюдательный от природы и, как ему казалось, развивший эту способность почти до профессионального уровня, Стас нашел в ней много изменений – вот что значит время! Хоть и короткое. Но это его нисколько не огорчило – видно, так и должно быть. Напряженное лицо с огромными пристальными зрачками и маленьким скорбным ртом скрашивала добродушная улыбка. Оля всегда отличалась неким душевным сиянием и щедростью. И на этот раз, прижав роскошный букет к бледному лицу, она вся светилась. Потому что была украшена сочной и яркой красотой: и весенней, и летней и осенней… Только не зимней – не любил он морозы, да и в ней никогда не замечал холодности. И не ошибся: вдохнув полной грудью аромат, Оля представила себя в летнем луговом поле и мысленно закружилась.

Остолбеневший Стас любовался ею: над верхушкой душистого многоцветия горели ее васильковые глаза, заворожившие своей неподдельной лучезарной прелестью. Медленно покачиваясь от восторга, Оля не могла оторваться и вся светилась от пьянящей радости. Теперь ей мир (из прежнего она только что вырвалась) казался совсем другим, окрашенным только радужными красками. От нахлынувших чувств на глазах у нее сверкнули слезы благодарности.

Немного растерянный Станислав, хотя душа его ликовала, не замечал ни ее стоптанных, потерявших свой исконный цвет шлепанцев, ни простого старенького халатика, – он видел только ее счастливые глаза и теперь нисколько не жалел, что набрался наглости и навестил Олю. С его появлением что-то вспыхнуло и зажглось в этом доме – это невозможно было не заметить.

– Спасибо тебе… и всем нашим. Не ожидала… После всего того!.. И такой букет?! В такой знаменательный день?! Когда совсем не до меня… – Ее радость сразу потускнела, Оля перевела озабоченный взгляд на свой выпуклый живот, потом вопросительно уставилась на Стаса. В этот момент он не мог пассивно молчать, поэтому невольно стал оправдываться.

– Ты знаешь, я стоял около школы и думал: «Все присутствуют, одной тебя нет. Все радуются, улыбаются, а мне чего-то не хватает, и всё. Кругом цветы, веселье, звучит музыка, но без тебя эта торжественность какая-то неполная, ущемленная». Умом понимал, что ты не можешь, а  душой никак не хотел мириться с этим. Я искал тебя глазами, ждал, но ты так и не пришла. А ведь ты тоже заслужила этот праздник! Да, да, не удивляйся.

Оля только пожала плечами и безрадостным вздохом еще раз подчеркнула свое положение. Его – да и не только его, в чем он не сомневался, – это нисколько не смущало. Стас находил в ней очарование женской красоты и юной свежести. В душе что-то так сильно екнуло, что на него вдруг накатило, нахлынуло странное чувство. Впервые с ним случилось подобное. Он представил свою маму молодой, готовящейся к родам, чтобы подарить ему, Стасу Дрынову, Жизнь! Почему-то захотелось встать на колени и поцеловать своей однокласснице, будущей матери, руку! Родись он полтора-два века назад – так бы и сделал: смело, решительно и по-гусарски, но сейчас не только растерялся, но и испугался быть непонятым.

Приглушенный голос Оли вернул его в реальность.

– Куда я с таким? – она провела рукой по выпирающему животу. – Хотя, честно сказать, знаешь, как хотелось! Вчера даже собиралась, но… не суждено. К тому же испугалась косых осуждающих взглядов учителей, некоторых родителей… Для них я распутная – опозорила школу, класс. Мне и без них – во как!.. хлебнуть пришлось, – она показала на горло и тяжело опустилась на стул.

– Что, предки достали?

– Все! И они, и родственники, а особенно соседи-моралисты… Налетели как коршуны – и клевали, клевали со всех сторон. Я вся извелась. А тягучие дни и бесконечные ночи тянулись с такой мучительной неторопливостью, словно специально издевались. Всё мое тело и моя душа просто замерзали. И когда я испугалась за своего ребенка, произошло чудо! Представляешь, в разгар зимы я поняла, что во мне живет непобедимое лето. Сейчас легче – привыкла.

Невольно Оля вспомнила безутешные слезы матери, истеричные крики отца: «Дрянь! Подстилка! Позор! Всего ожидал, но такого!..» А соседские бабки, вечно сидящие у подъезда, вообще прохода не давали: «Ну что, красавица, опять на свидание пошлепала? Ишь, как вырядилась! Совсем стыд потеряла! Это ж надо, родить собралась – в таком-то возрасте и без мужа! Вот она – современная молодежь!» Язвительные взгляды, незаслуженное обливание грязью и обвинения во всех грехах не только тяжело отдавались, а обжигали ее чувствительное сердце. Она даже из дома боялась выйти – только когда по телевизору показывали очередную серию слезливого заморского сериала, ей удавалось безбоязненно для себя выходить на улицу. А в остальное время даже не рисковала – там всегда находились на посту бдительные блюстители порядка и нравственности, чтобы высказать свое отношение к столь вопиющему факту.

– Наверно, не только все мозги, но и все косточки перемыли. Да-а-а, – с грустью вздохнул Стас, – шума много: и в школе, и по всему району. Даже мои предки откуда-то узнали, правда, как всегда, обобщают: во всем обвиняют правительство, осуждают телевидение, газеты, журналы, а еще… нашу родимую школу из-за отсутствия такого наиважнейшего предмета, как половое воспитание! Мама тебя не раз видела… Так вот, она заявила: «Никогда бы на нее не подумала – на вид такая умная и серьезная девочка… А тут – нате!» Но мудрый отец тут же напомнил, что в их далекие времена подобные факты тоже имели место, правда, реже, но иногда и похлестче – одна в восьмом классе даже родила! Тогда, при «идейно-воспитательном социализме», реакция была более жесткой: из комсомола и из школы сразу исключали, проводили осуждающие собрания, митинги и единогласные голосования. А как же – чтоб другим неповадно было! Во как! В общем, молодым роженицам и будущим мамашам-школьницам во все времена несладко жилось.

– Это уж точно! – с нескрываемой грустью согласилась Оля, еще раз вспомнив, как старушки-«одуванчики» злорадно потешались над ней каждый раз. Потом она чуть оживилась: – Иногда меня так достают, что я не сдерживаюсь. На вопрос: «Как ты могла?!» я обычно отвечаю: «Очень просто – ничего нового я не придумала, не изобрела, от вас научилась». А когда некоторые настырные интересуются: «Зачем тебе это?», откровенно говорю: «Да я не только о себе думаю. Страна загнивает и умирает без детского смеха, его просто катастрофически не хватает! Вы только прислушайтесь: не слышно его, и всё тут. Я без него жить не могу, вот и решила… вместо вас, замужних, материально обеспеченных, зато ленивых да чересчур расчетливых, а также уже неспособных». Ты знаешь, сразу отстают. А некоторые старушки, вспоминая прошлые годы, даже соглашаются со мной: мы действительно утратили самое ценное для нашей страны – детский смех, веселье, умение радоваться жизни. – Заметив на себе озорной взгляд одноклассника, Оля усмехнулась: – Ты не смотри на меня так. У меня было время подумать и повзрослеть.

– Что, так и отвечала? Ну ты молодец! – одобрительно покачал головой Стас и еще раз с умилением взглянул на нее. Добрая улыбка осветила его узкое открытое лицо. – Я не просто радуюсь за тебя, я горжусь тобой!

Но Оля снова вдруг стала задумчивой и сосредоточенной, словно действительно повзрослела на десяток лет.

– Хотя, если серьезно, понимаю, что рановато, но так уж получилось – время вспять не повернешь.

– Оль, скажи честно, – Стас опустил голову, чтобы легче было задать давно мучивший его вопрос. – Кто он? Из наших? – В этот момент голос Дрынова стал как чужой,  его горло словно ободрала крупная шкурка.

Она вспомнила их первую встречу. Высокий юноша, чей неподдельный румянец, белые ровные зубы, непокорные русые волосы и наивные глаза свидетельствовали о чистых мыслях и непорочности души. Ей казалось, что она где-то уже встречала его…

– Зачем тебе это? – как-то тяжело, с горькой натяжкой выдавила она из себя она, будто он этим вопросом всё испортил. Ее густые русые брови разделила озабоченная складка.

Впечатлительный Стас ощутил себя пристыженным. В квартире повисла вязкая продолжительная пауза, вобравшая в себя обрывки переплетенных мыслей и смешавшихся в единый клубок сомнений.

– Я нахожу утешение только в ясности… Сам такой.

Он ждал с неистощимым терпением. Вдруг не выдержал гнетущего напряжения и пояснил:

– Когда впервые узнал о тебе… что ты… Ну, ты понимаешь… У меня вот тут, – он указал на сердце, –  сильно царапнуло.

– Хм. У тебя… Если б ты знал, что творилось со мной! Так сильно резануло в груди, что казалось, вместо слез кровь брызжет.

Ольга вспомнила тот страшный день: невольно дернулись лицевые нервы, породившие вдоль носа изогнутые уродливые морщинки. Стас поразился ее ощущениям и сравнению, видимо, точно выражавшему ее тогдашнее состояние. Хотелось утешить ее, но не знал, как. Почесав горячий затылок, снова нарушил тягостное молчание:

– Ты мне раньше нравилась… Очень!

Но тут же спохватился – не стал признаваться, что впервые в нем проснулся «мужчина» в пятнадцать лет, тогда он был влюблен именно в нее!

– Потом Жеребцова, затем Егоркина… но как-то так, по-мальчишески – не очень серьезно. А сейчас, по-настоящему, никто! Потому что я никому… Но дело не в этом. Главное, что мы дружим. Помнишь, как мы ходили в поход, как встречались и отмечали праздники, в том числе и у вас. А в школе сколько вечеров и кавээнов проводили?! А теперь что же, всё? Без тебя – не то, мы чего-то лишились, и школьная жизнь кажется какой-то усеченной, скучной.

– Спасибо и на этом. Особенно за откровенность и за то, что я была первой. – Теперь уже никакой неловкости она не испытывала. – Ты хороший парень, хотя я тебя всегда считала добродушным шалопаем. Из-за этого ты и учился плохо, и за внешностью своей не следил. Ведь мы, девчонки, взрослеем быстрее, поэтому-то всё подмечаем.

– Так я о себе вообще не задумывался: день прошел, и ладно. Глупый был, как  столб.

– А сейчас, выходит, поумнел?

Он задорно подмигнул.

– Самую малость. Так жизнь заставляет…

– Да, жизнь нас торопит, подгоняет, нет бы остановиться, задуматься, посоветоваться… Так нет, вот и бежим сломя голову впереди паровоза. А это небезопасно…

– Да уж… Кому хочется повторить судьбу Анны Карениной, – перебил он, а мысленно подумал: «Не дай Бог».

Она сделала вид, будто не услышала его остроты и продолжила:

– Опыт обычно приходит после того, как обожжешься. Но тебе я, пожалуй, скажу – ты не болтун. – Стас загорелся и уставился на нее. – О нем даже мои родители не знают. Помнишь, в прошлом году в школе проводился вечер выпускников?

– Ну-у, вспомнила… Да год назад я вообще был такой тупой, тупой… – Стас кулаком постучал по голове. – В ней ничего не задерживалось.

– Опять ты за свое. Так вот, меня пригласил на танец один парень, он раньше учился в нашей школе. Разговорились, познакомились, потом встречались. А когда я забеременела, мой студент испугался… Точнее… – Оля заволновалась и нервно поправила подол халата. – Да нет, он-то, возможно, и хотел бы жениться, но не проявил настойчивости и твердости. А его родители проявили – и ни в какую!

Оля вспомнила удивленное лицо Димы, когда она сообщила ему о своем положении: от неожиданности он потерял голос и словно оцепенел.

«– К-как? И-и что же б-б-будет? – его нижняя губа испуганно задрожала, а глаза застыли на ее животе.

– Известно что. А вот что нам теперь делать? Думай – ты же у нас мужчина, к тому же студент-математик: всё просчитывал, высчитывал. “Будь смелей – препятствия только усиливают страсть!” И вот результат нашей безумной страсти! Или бездумной?»

Лишь позднее Оля поймет, до чего же одиноки они были в тот вечер. Каждый за себя, один-одна против всех. Только она была уже не одна, но вторым голосом так и не воспользовалась. Ночь она провела в слезах, впервые в жизни кляня себя за доверчивость и безрассудство. А к утру надумала рожать – несмотря ни на что!

На следующий день Дима выглядел уже более решительным – сказалась мамина или папина подготовка. «Срочно надо делать аборт. Мы молоды – так стоит ли нам портить свою будущую жизнь!» – с непроницаемым лицом твердил он чужие заученные слова. Как же они живучи! Да и его безразличный и морозящий душу взгляд врезался в ее память. Своим пустым холодным взором и бессердечным отношением к ней будущий отец «благоразумно» самоустранился, отказался от своего ребенка и от своей любви. А может, ее и не было? А так – очередное развлечение. Что она, совсем девчонка, пережила в те минуты – только ей одной известно. А Дима даже не утешил ее, не обнадежил, не извинился – просто взял и удалился из ее жизни, подленько так, тихо и незаметно. Поначалу от этих мыслей он даже жить не хотелось, а от обиды и мучительных терзаний она весь мир возненавидела. Как же меняются люди! И чаще всего не в лучшую сторону.

Стас заглянул в ее погруженные в горькие воспоминания глаза – далеко, далеко – и прочитал: «Как же трудно, невыносимо тяжело разочаровываться в людях в самом начале жизни!»

Когда Оля мельком взглянула на Стаса, нашла на его каменном лице не просветленное смирение, а злость и жажду мести всему несправедливому миру, всему человечеству. Но отыграться он решил на одном.

– А хочешь, я ему морду набью? – услышала она уверенный голос, окончательно прервавший ее грустные воспоминания и размышления. Его скуластое лицо хранило презрительное выражение.

Оля на мгновение представила небольшую голову своего бывшего возлюбленного, напоминавшую здоровенный кулак после кровавой бойни, и гадливо передернулась. Но тут же собралась и невесело как-то улыбнулась.

– И все-таки ты мальчишка! Этим не поможешь. Надо, чтобы он сам всё пережил, понял и решился на мужской поступок – осознанно, а не по принуждению.

– Тогда нужно время. Вот увидишь – он придет или приползет. У тебя всё будет замечательно! Ты только не волнуйся – тебе сейчас нельзя. И школу ты на следующий год окончишь – экзамены сдашь экстерном. Ты же способная, хорошо училась… А я тебе свои тетрадки принесу – правда, я много пропускал и мало записывал, – признался Стас, однако его голос был полон оптимизма. – Но тебе и этого будет достаточно.

– Ты знаешь, с каким интересом я стала учиться в последнее время. Понимала, что всё равно придется бросить, и все-таки приходила в школу, меня туда просто влекло. Так хотелось ухватить хотя бы еще один день, еще один урок! Я стала ценить знания, свое время, товарищей. Затягивала живот потуже, чтоб не заметили, и вперед – ходила до последнего. Только когда врачи сказали, что могу погубить плод, вынуждена была оставить школу. Ничего, наверстаю… Вот увидишь! И в институт назло всем поступлю.

– Назло не надо и кому-то чего-то доказывать не стоит. Это в первую очередь тебе и твоему ребенку нужно.

– Да это понятно, – ей понравилось, что теперь уже он поучает ее. – А у тебя какие планы?

– Я бестолковый и бездарный. Так обо мне говорила физичка, – он улыбнулся, и  на Ольгу устремились смешливые щелки глаз.

– Совсем бездарных людей нет. Ни к чему не приспособленных – много. Ленивых – еще больше. Но, я думаю, любому человеку можно найти применение – надо только в душу заглянуть. А там такое отыщется!..

Прижав руку к груди, Станислав картинно поклонился.

– Вот спасибо! Обнадежила. Но у меня совсем иные планы – не связанные с учебой. Сначала поработаю – и… в армию. Может, контрактником стану, а там видно будет.

– Не боишься?

– Ты же знаешь, я не из трусов и сумею постоять не только за себя, но и за Россию-матушку – так меня отец воспитывал. А он у меня боевой офицер – до мозга костей!

– Наивный ты еще. Время сейчас совсем другое. Но отговаривать не буду – не имею права.

Он ласково взглянул на Олю.

– Да ты за меня не бойся. Я же мужчина! Кто-то же должен, если здоровье позволяет.

– И мы должны… рожать, воспитывать. А то у нас кто-то не хочет, кто-то не может, а кто-то – одного и хватит! Надо для себя пожить.

– Недалекие люди. Мне их жаль.

Оля откровенно улыбнулась и отметила про себя: не юноша, а муж, философ и мудрец! Ей захотелось хоть чем-то отблагодарить его.

– Ой, а что же это я тебя ничем не угостила? Давай чайку, кофе… – засуетилась она.

– Ничего не надо. Я на минуточку. У нас сегодня всё будет… И покрепче!

– Тогда я поздравляю тебя с последним звонком. Для меня он прозвучал несколько преждевременно и не так торжественно, но в этом я сама виновата. Считайте, что мысленно я всегда с вами.

Оля за шею пригнула Стаса и поцеловала в щеку.

– О, да ты еще не бреешься? – этот вопрос вогнал Стаса в краску, а она, не дождавшись ответа, продолжила: – Не смущайся. Какие еще твои годы! Придет время, и я тебя увижу с бравыми офицерскими усами. Порадуешь? – Он одним утвердительным жестом заверил ее. –  От меня всем привет. Желаю успешно сдать экзамены.

– А тебе родить богатыря. Кстати, когда?

– С чего ты взял, что мальчик? Через полтора месяца появится на свет девочка по имени Алина. Наш дом наполнится радостью и детским смехом! Я буду счастлива!

– Здорово! Ты еще сама будешь молодой, а дочь уже большой. Парни будут спрашивать: «Девочка, как зовут твою красивую сестру?» А она будет отвечать: «Мама Оля!» А когда подрастет, вместе будете на танцы бегать.

– Ох и фантазер ты, Стас, – улыбнулась Оля и заглянула в его добродушные серые глаза.

За разговорами пролетело еще минут десять. Они вспоминали своих одноклассников и учителей. Оля забылась – ей было приятно беседовать с этим повзрослевшим переростком, который вдруг оказался не только приятным на внешность, но и душевным, внимательным. Когда Стас собирался уходить, она подошла к нему и игривым тоном спросила:

– А теперь признавайся, зачем приходил? Не отворачиваться – смотреть в глаза, только в глаза. И не вздумай вилять!

– Я же говорил: мне и раньше не хватало тебя, а сегодня что-то нашло – прямо невмоготу. Вот и решил увидеть, расспросить: как ты? Может, чем помочь? Ведь все-таки одиннадцать лет вместе – два раза даже за одной партой сидели. Я всегда тебя считал правильной девчонкой. А ошибки, неприятности, проблемы – они всегда были, есть и будут. Так стоит ли из-за них прятаться?  Одиночество – это добровольное заточение.

Сумбурный ответ, сопровождаемый откровенным, совсем ненаигранным волнением, позволил Оле убедиться в его искренности.

– Да разве я против. Но больно уж много колючих недоброжелателей.

– А ты плюнь на них и равняйся на других, – он задрал нос и указал на себя. – Ведь дружба дороже! А я не один, мы все с тобой.

От этих вроде бы простых, незамысловатых слов в ее груди что-то с надрывом лопнуло – наконец-то прорвало – и с блаженной теплотой побежало по всему телу. На ресницах застыли прозрачные, как росинки, крупные капли, затем сорвались и ручейком побежали по бледным щекам. Ее голос дрогнул.

– Дружба дороже! – с пафосом повторила Оля выразительно. – Ты настоящий друг, таких у меня еще не было, – с чувством сказала она и шмыгнула носом. – Я этого никогда не забуду.

Когда Стас удостоился прощального поцелуя, он бодрым голосом пообещал:

– Не хочу, чтобы после окончания школы мы разбежались по своим углам, конурам. Мы обязательно будем собираться. И тебя не забудем, не оставим в одиночестве. Жди в гости.

– Да нас уже скоро будет двое – не до одиночества.

Кулак Стаса энергично взметнулся над плечом.

– А это уже сила! А с ней и надежда, и вера, и всё остальное. Ты уж не засиживайся дома. И помни: а за окном цветет весна, она в тебя безумно влюблена.

Последней фразой он в очередной раз приятно удивил Олю, она просияла. Еще долго близкое и неуловимое веяние счастья чувствовалось вокруг нее и наполняло его взволнованную душу и тело. И никак не хотело отпускать, оба боялись, что надолго. И всё же расстались с уверенностью.

Вниз Станислав спускался не в мрачном лифте, а по звонкой лестнице, весело перепрыгивая через три-четыре ступеньки. Вдохнув приветливого свежего воздуха, побежал на остановку. Оля с приятной грустью и доброй завистью наблюдала за ним в окно, отметив для себя: «А все-таки хороший у нас класс!»

Лицо Стаса сияло весенним задором. Своих школьных друзей он нашел у Вечного огня. Они встретили его с ликованием. Горячее солнце уже набрало силу и резвилось вовсю, а зелень переливалась под легкими порывами ветра. Душа будущего солдата откликалась залихватской  радостью. Когда одноклассники спустились к реке и спрятались в тени могучих вековых тополей, молодых берез и приветливых кленов, все встали в круг и разлили шампанское. Станислав командирским голосом перекричал всех:

– Ребята, я вас поздравляю с очень важным событием – мы на пороге взрослой жизни. Я так хочу, чтобы она не разбросала нас, а, наоборот, объединила, но уже на другом, более высоком уровне. Еще вам большой привет от Оли, я сегодня был у нее.

Послышались вопросительные возгласы:

– Как она? Как самочувствие?.. В чем нуждается?..

– Всё нормально. Через полтора месяца станет мамой. Пожалуйста, выберите время, навестите ее – она будет рада.

– Конечно… Обязательно… Давайте сложимся и купим коляску или огромную куклу.

            Он читал на лицах своих друзей отблески чистых и добрых мыслей и был рад за них. Тут же выпили за единение, за дружбу и на всю мощь включили магнитофон. Некоторые начали танцевать, другие побежали купаться. Лена с серьезным видом отвела Стаса в сторону:

– Так вот для кого предназначен был мой букет? – спросила она с легким оттенком ревности.

– Ты права. Что, против? – хитро усмехнулся он.

– Нет. Но почему не сказал?

– Не был уверен, что она окажется дома. А потом, вдруг она неважно себя чувствует или родители… Да мало ли чего…

Лена подарила Стасу пламенный долгий взгляд.

– А ты повзрослел за последнее время. Как-то резко.

– Так ведь пора – скоро аттестат зрелости получать! А то еще не дадут из-за отсутствия элементарной зрелости.

– Раньше я тебя недооценивала. Но сегодня ты в моих глазах не только вырос, но и возмужал. Никто не додумался навестить Олю, а ты… С твоей стороны это был поступок! Ты весь так и светишься, блестишь, как слиток золота!

– Так я парень не простой, а золотой! А может, костюм такой? Заботливые предки постарались – решили приодеть в честь такого события, – отшучивался он.

– Да я не о костюме, а о твоем лице – оно выдает тебя. Вот что с людьми делает благородство! Хороший ты парень: честный, добрый, надежный! – От таких слов Стас немного смутился. А Лена спокойно и рассудительно продолжала: – Скажи, но почему именно ты?

– Знаменуй добро и благосклонность, и они ответят тебе благодарностью.

– Но это наводит на мысль…

– Догадываюсь, на какую. Я тоже мысленно всех наших пацанов перебрал – и этот мог, и тот… Ломал голову, осуждал, ругался, но… уверенности не было. Не исключал, конечно, и в свой адрес подозрений. Одно утешало – моя совесть чиста. А сегодня всё узнал, и на душе полегчало. И за Олю я теперь спокоен, хотя ей нелегко сейчас.

– Мне тоже многое стало ясно. Я в тебе не ошиблась и хотела бы… – на этот раз уже Лена выдала свое смущение и замкнулась.

– Я тоже хотел бы с тобой провернуть одну очень заманчивую операцию, – он взял ее за плечо и, чуть пригнувшись, прошептал на ухо: – Твою золотую медаль мы загоним подороже, купим  самолет и улетим в Америку. Там грабанем пару банков и потратим на мировую революцию.

– Зачем? – вырвалось у нее.

– Чтобы не было ни богатых, ни бедных – тогда все будут одинаково счастливы!

Лена оценила полет его фантазии и, захваченная встрепенувшимися чувствами, машинально поддержала ласковым взглядом. Но Стасао понесло еще дальше, и он с ошеломляющей внезапностью выдал:

Я землю омывал своею кровью

И пóтом смыл с родной Отчизны грязь,

Чтоб люди навсегда расстались с болью

И крепче стала меж сердцами  связь…

 

– Утопист и максималист! Я тебя похвалила, а ты как был великорослым дитем, так им и остался. А я-то хотела о серьезном.

– Нам юмор строить и жить помогает. Не хочу я сегодня о серьезном, – Стас запрокинул голову, раскинул в стороны руки – словно крылья расправил – и быстро закружился с закрытыми глазами. А когда открыл, увидел кружащиеся в вальсе верхушки деревьев. – Я сегодня счастливый человек! – крикнул он, эхо с радостью подхватило. – Мне хочется парить – высоко, высоко!

– А я хочу дружить с тобой, – услышал он взволнованный голос Лены. – Ты мне нравишься.

Стас остановился, точнее, сделал короткую остановку. Наивная улыбка осветила его смуглое лицо. Сияющая Лена застыла перед ним, божественно освещенная косыми лучами майского солнца, которые веселыми стрелами сочились сквозь густую листву. Завороженные обрушившейся на них красотой, они замерли в немом и почтительном восхищении.

– Ты мне тоже, – вырвалось у него признание, – начинаешь...

– Скажи, а тебе в женщинах что больше всего нравится?

«Хм! И эта совсем еще девчонка относит себя к женщинам?! – засомневался Стас, разглядывая на ее щеках привлекательные ямочки. – Для начала надо пережить, прочувствовать то, что довелось Ольге Гордеевой, а потом уж…»

В этот праздничный день ему расхотелось углубляться в такие серьезные вопросы. Он только заметил:

– Про женщин не знаю. А все хорошенькие девушки одинаковы, плохие же отличаются индивидуальными недостатками. Что еще могу добавить… – Стас задумался. – Уж, конечно, не висюльки в ушах и на голове. – Она тут же поправила завитушки, свисавшие на лоб. – А красивые глаза и умный взгляд! – ответил он мечтательно. – Ведь мне нужна жена офицера – такая, как моя мама! Очень надежная и основательная… во всех отношениях.

– И какие ты любишь глаза? – затаив дыхание, спросила Лена, имея в виду цвет. Как же ей хотелось, чтобы цвет глаз совпал с его вкусом.

Он с решительным видом сжал нежную ладошку. В этот миг на ее щеках расцвел бодрый румянец.

– Чистые, светлые, добрые! Почти как у тебя.

– Нет, как твои – в них всё можно прочесть.

Лена закружилась, а он устремил свой взор к небу: раскаленная плотная синева зависла над соснами. Даже легкое, поверхностное слияние с величавой природой возвышало его.

– Тогда за это стоит выпить. Пошли к нашим.

Пока Стас разливал шампанское, Лена своим звенящим голоском стрекотала без умолку, колыхаясь под музыку ветерка и делая изящные движения балетными ручками. Он оценил: ни одного некрасивого, резкого, даже просто лишнего движения, ничто не нарушало прелести ее юного и гибкого тела. Подняв бумажный стакан, Стас с солидностью в голосе произнес:

– Я хочу, чтобы не только мы, все родственные души встречались постоянно, а не раз в год, в пять, в десять лет. И то случайно и по какому-то поводу.

Единомышленники словно ворвались в поток нового времени и с наслаждением пили за дружбу! Вечную дружбу! И с каждым глотком их души наполнялись уверенностью.

– Вот здорово, дай я тебя расцелую! – Стас дважды чмокнул Лену в щеку и бросился к реке. – Ура! Впереди целая жизнь! Мы счастливы! Здравствуй, неведомая и все-таки прекрасная жизнь!

 

Культяпов Николай Александрович, лауреат международных и российских литературных конкурсов, Россия


Date: 31.05.2012
Add by: ava  oxana.sher
Visit: 884
Comments
[-]

Comments are not added

Guest: *  
Name:

Comment: *  
Attach files  
 


Subjective Criteria
[-]
Статья      Remarks: 0
Польза от статьи
Remarks: 0
Простота восприятия и понимания
Remarks: 0
Актуальность данной темы
Remarks: 0
Объективность автора
Remarks: 0
Стиль написания статьи
Remarks: 0

zagluwka
advanced
Submit
Back to homepage
Beta