"Россию ожидают годы очень сложных отношений с Европой"

Information
[-]

Давно не прецедент

Владимир Брутер, cотрудник Международного института гуманитарно-политических исследований: - Политики боятся что шотландская независимость станет прецедентом для тех же испанских сепаратистов?

Геворг Мирзаян, «Expert Online»:  - Принцип нерушимости границ вообще не связан с шотландским референдумом. Де-факто его никогда не существовало, а де-юре он существует в очень ограниченном виде. Поэтому мечту каталонцев и басков о создании собственного государства никакой результат шотландского референдума не остановит. Другое дело, что те же каталонцы хотели бы, чтобы процесс их отделения от Мадрида завершился тихо и мирно, а не через выяснение отношений. Они не хотят повторения восточноукраинского сценария. Да, на первый взгляд, этот сценарий кажется невероятным - но кто мог представить, что он произойдет на Украине?

Вообще процесс разрушения той же Испании неизбежен. Фактически мы видим распад старых имперских государств после исчезновения у них имперской идеи. У Британской и Испанской империй были огромные колониальные владения. В рамках империй  политическая нация смогла объединить в себе различные народы. Сейчас они уже не мировые лидеры, и исчезновение имперской нации объективно приводит к деволюции. Она будет продолжаться и далее, возможно по краям затронет и Францию (через французские владения в Полинезии, Карибском море).

- А чем отличается имперская нация от обычной?

- Имперская создается как объединение уже сформировавшихся к тому времени этнических общностей. Испания присоединила Каталонию когда последняя уже сформировалась, имела собственную идентичность. То же самое произошло и с Шотландией.

 - Но ведь Германия объединялась точно таким же образом, через присоединение к Пруссии уже сформировавшихся общностей. Однако о ее распаде речи не идет.

 - При Бисмарке немцы не только насильственно создали политическую нацию, но и этнически ее объединили, ликвидировали (по крайней мере де-юре) понятие различий внутри себя. Так, был лишен статуса второй немецкий язык - нижненемецкий. В свою очередь, немцы согласились с тем, что литературный немецкий язык не принадлежит Германскому государству - сейчас нормы этого языка определяет специальная комиссия из представителей Германии, Австрии и Швейцарии. Тут напрашивается явное сравнение с Россией. Существует мысль о том, что если бы Россия завоевала Галицию в XIX веке, то никакого бы украинизма как идеологии не было. Однако Россия не готова была тогда объединять все русские земли - Галицию, Закарпатье. Не была создана единая русская общность, и этот процесс незавершенности взрывал ситуацию весь XX век, когда та же Украина всегда колебалась между собственной и общей идентичностью.

Формирование единого германского этноса происходило либо при согласии всех входящих в него общностей, либо при согласии с оговорками, как в случае с Баварией. Да, если бы баварские элиты настаивали на референдуме, Бавария могла бы проголосовать за независимость. Но им это не нужно, их полностью устраивает статус автономии, который у Баварии есть в рамках федеративного государства. Более того, они понимают, что при независимости могут и кое-что потерять. Так, Бавария стала одним из основных бенефициаров прошедшей после Второй мировой войны федеративной реформы в Германии - к ней присоединили большую часть Франконии, которая всегда рассматривала себя как отдельную общность, и вряд ли согласна на независимость Баварии. После этого Бавария сама превратилась в миниимперию, что баварцам нравится. Однако постановка вопроса о независимости Баварии одновременно поставит на повестку дня и вопрос о судьбе Франконии, чего баварцы очевидно не хотят.

Заметные различия между Баварской и Франконской частью можно проследить на местных выборах. Если  на национальных выборах франконцы согласны голосовать за «своих», идущих по списку ХСС, то на региональных выборах есть конкуренция. причем конкуренция серьезно выросло именно за последнее десятилетие.

 - Если шотландцы проголосуют «за», сможет ли хотя бы Россия использовать эти итоги в качестве аргументации в пользу отделения Донбасса?

 - Для этого России нужно, чтобы шотландский референдум использовали как аргумент не только в российском политико-информационном пространстве, но и в европейском. Когда в Европе начнется внутренняя дискуссия, то европейцы уже не смогут отвечать Москве банальной фразой: «Это совсем другая история».  Сейчас такой дискуссии нет, даже в Шотландии - местные лидеры понимают, что им сейчас не нужны никакие нарративы с Россией.

Вообще для того, чтобы играть в такие игры, нужно иметь инструменты. Они нарабатываются в течение длительного времени, к тому же идея инструмента должна предварять его создание. России стоит над этим работать, поскольку ее ожидают годы очень сложных отношений с Европой. И если Москва продолжит рассматривать происходящие там события как внутренние европейские дела, то это будет приводить к отсутствию системной аргументации и инструментов для ее реализации в рамках контактов с Европой. Сейчас же доходит до того, что Москва не использует даже те инструменты, которые у нее есть

 - Какие, например?

 - РФ недостаточно активно работает с различными политическими силами в Европе. Те же немецкие коммунисты или французские правые готовы популяризировать российскую позицию, однако Кремль не может объяснить им что от них нужно. С ними позицию не согласовывает, не обговаривает и даже не общается на должном уровне. Поскольку в течение длительного времени в России не было идеологии внешней политики,  и мы попросту не умеем общаться даже с теми сегментами европейских обществ, которые нас поддерживают.

На одном языке

 - Как Вы оцениваете смену власти в институтах ЕС? Смогут ли Федерика Могерини, Жан Клод Юнкер нормализовать российско-европейские отношения?

 - Я оцениваю эту смену никак. Федерика Могерини сама по себе лояльно относится к России, однако в нынешней ситуации она находится на общей волне и не готова формировать свою позицию по вопросу. РФ будет тесно общаться с председателем Еврокомиссии, и Юнкер один из немногих людей в евробюрократии, который может найти амбивалентную позицию. Однако этого явно недостаточно для какого-то прогресса в отношениях.

Вообще России не стоит переоценивать эти назначения, ей нужно абстрагироваться от персоналий. Общение с ЕС должно идти сначала по экспертным каналам - Россия должна уметь объяснять свою позицию, причем на том языке, на котором говорит Европа. Через те же термины, понятия, ценности. Например, Москва должна напирать на то, что в государстве, где 60% населения говорит по-русски, русский язык не может не иметь официального статуса. Или что нельзя говорить о нормальном отношении к русскому меньшинству, если в Латвии и в Эстонии на протяжении 25 лет после получения независимости эти люди имеют статус неграждан.

Задача России в том, чтобы через подобный диалог побудить европейских журналистов, экспертов, политиков второго и третьего эшелона обговаривать и открыто поднимать эти вопросы. Нужно сделать так, чтобы проблема признавалась и разделялась. Для этого можно использовать ту же Шотландскую национальную партию, которая после референдума может ставить вопрос о недопустимости подобного отношения к национальным меньшинствам. Фактически стать признанным европейским лидером в этом вопросе.

Например, большая частью людей в Шотландии говорит на английском.  Но, там есть еще два других официальных языка - шотландский (скотс), и гэльский. Их официальный статус вытекает из идентичности шотландского общества (а не только частоты использования и количества носителей языков). Однако почему-то в Прибалтике и на Украине4 европейские власти проповедуют другой подход, который приводит к намеренной изоляции части общества, недопущению его  равноправного участия в политической жизни.

 - А почему у нас не получается действовать через мейнстримных политиков, ту же Меркель? В Европе пишут, что на фоне слабости Франции Ангела Меркель фактически подминает под себя всю Европу, однако мы видим, что она громко выступает за принятие экономических санкций против России.

 - Слухи о доминировании  Германии в Европе несколько преувеличены. Да, в экономической сфере Берлин может диктовать Европе свои условия - он ведет прагматичную политику на основе немецкого экономического интереса, прежде всего в сфере экспорта. Для этого Германия использует те инструменты, которые у нее есть - прежде всего, Европейский банк - и действительно пытается подмять под себя интересы своих партнеров. Партнеры не всегда против - взять, например, внутреннюю дискуссию, которая идет во французской социалистической партии. Часть лидеров во главе с президентом Оландом считают, что Германия должна оставаться локомотивом, что без нее ничего не будет получаться, а другие призывают отстаивать только интересы Франции. Пока что победили сторонники первой идеи - они понимают, что лишь Германия способна обеспечить пусть и небольшой, но экономический рост в Еврозоне. Все остальные страны находятся в состоянии стагнации.

В политической же сфере все не так однозначно. Не стоит недооценивать значение временных коалиций. Например, коалиция Великобритании и Польши определила назначение Туска на должность председателя ЕС (отношение теперь уже бывшего польского премьера и действующей бундесканцлерин испортились после того, как Меркель публично обвиняла Туска в проведении излишне проамериканской линии). Кроме того, Германия не может противостоять американскому давлению1. У нее нет собственной просчитанной и долговременной внешней политики. Так, Германия позиционировала себя как важнейшая страна-посредник в отношениях между атлантическими державами и Россией. Сейчас же Германия эту роль  играть не может - а других, аналогичных по своему значению, у нее нет.

Наконец, санкции против России были приняты еще и потому, что ценой отказа стала бы нестабильность внутри ЕС. Дело тут не только в позиции Германии. Все вопросы - по крайней мере, касающиеся России - принимаются четверкой больших стран Европы (Италия, Германия, Франция и Великобритания) на основе консенсуса. В случае с санкциями у них не было времени «подумать и посмотреть», необходимо было принимать дискретное решение - либо «да», либо «нет». И сказать «нет», наложить своего рода вето ни Меркель, ни премьер Италии Маттео Ренци, ни президент Франции Франсуа Олланд не смогли. Не только потому, что не захотели становиться «крайними» - они понимали, что их «нет» в данном вопросе вызовет глубокий кризис. Как в трансатлантических отношениях, так и внутри ЕС. Если бы на данном этапе общая европейская политика распалась, то от последствий подобного шага объединенная Европа могла и не оправиться. Поэтому никто и не хочет идти на односторонний выход из режима санкций. России, кстати, внутриевропейский кризис также невыгоден. Стихийный распад Евросоюза - гаранта стабильности в регионе - неизбежно вызовет серьезное обострение отношений между рядом европейских стран. 

Оригинал 


About the author
[-]

Author: «Expert Online»

Source: expert.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Date: 28.09.2014. Views: 339

zagluwka
advanced
Submit
Back to homepage
Beta