«Карикатура – это очень хороший тест на вменяемость власти». Какие приемы допустимы в изобразительной публицистике

Information
[-]

«Карикатура – это очень хороший тест на вменяемость власти»

Художник-карикатурист Алексей Меринов о том, какие приемы допустимы в изобразительной публицистике

Когда говорят о современной карикатуре в России, его фамилию, как правило, называют первой. За годы работы в газете, сохранившей в своем названии обозначение давно исчезнувшей в советском прошлом молодежной группы, он из просто молодого художника-карикатуриста превратился в живого классика современной политической сатиры. Нарисованные им картинки российской действительности исчисляются многими сотнями, если не тысячами.

Нужна ли сегодня карикатура и есть ли у нее будущее в России, как большие политики относятся к ироническим рисункам на самих себя, к каким чувствам и действиям должна побуждать политическая сатира – с художником-карикатуристом Алексеем МЕРИНОВЫМ безо всякой иронии, но с большим интересом побеседовала ответственный редактор «НГ-политики» Роза ЦВЕТКОВА.

«НГ-политикa»: – Алексей, политическая карикатура в России переживает сегодня свой закат, судя по ее количеству в СМИ и авторам?

Алексей Меринов: – Ну, не знаю, как насчет заката, а отличие ее от, скажем, карикатур тех же 90-х, видно не вооруженным лупой глазом (смеется).

Начнем с того, что ни я, ни какой-то другой художник не может сегодня напрямую печатать картинки в газете. В любом СМИ есть теперь редактор, который в принципе и определяет, что пойдет и что не годится. Помните, какая раньше присказка была: «Нам нужны такие Гоголи, чтобы никого не трогали». Это, конечно, смешно, но когда над каждым СМИ в случае чего висит угроза двух предупреждений, после которых газету могут прикрыть, то уже приходится как-то крутиться, изворачиваться. Ведь политическая сатира и карикатура по определению кого-то обижает, а если этого не происходит, то значит, это уже не сатира и не политическая. Но ведь и совсем уж ее изничтожить вроде как нельзя, иначе какая же свобода слова – вот такой вот парадокс…

– Если сатира в виде рисунка непременно обижает того, кто на ней изображен, то это неизбежно ведет к конфликту. Не потому ли ее, политической карикатуры, у нас раз-два и обчелся? В отличие от той же Франции?

– Что касается французов, то в России действительно совсем другая культура карикатуры. У них это такой балаганно-ярмарочный стиль, очень грубый, согласен, идущий еще с тех времен, когда шуты при короле могли и задницу для смеха показать, и для большинства даже такой площадный юмор воспринимался как нечто естественное и допустимое. У нас – наоборот, над правителями смеяться долгое время было не только нельзя, но и даже опасно для жизни. Карикатурный взлет начался после 1991 года, когда вдруг оказалось, что можно рисовать вождей, и не только мертвых, но и здравствующих. И когда это началось, когда мы, художники-карикатуристы, начали рисовать, – я, тот же Мисюк у вас в «Независимой», – не знаю как у других, но меня секретарши в «МК» стали буквально ненавидеть. Потому что как только на страницах газеты появлялась какая-нибудь картинка, особенно про коммунистов, так телефон в приемной главного редактора звонил не смолкая. С жалобами, обидами, даже угрозами. Помню, после того как была опубликована карикатура на Николая Ивановича Рыжкова (с 1985 по 1991 год – председатель Совета министров СССР, ныне сенатор СФ РФ. – «НГ-политика»), дня четыре звонили ветераны партии и кричали: «Жалко, что он (я то есть) нам в 1917 году не попался, мы бы его шашкой рубанули!» Вот такие страсти кипели в то время, когда искала свое место политическая карикатура в современной России. Она была очень молодой, эта наша российская политическая сатира, и поэтому, естественно, ее бросало из стороны в сторону. Иногда случалось, что тогда, в 90-е, мой любимый главред видел картинки мои уже непосредственно в газете.

– Вы хотите сказать, что их никто предварительно не отсматривал перед отсылом в типографию, не было никакой цензуры, даже внутренней?

– В это сегодня, наверное, трудно поверить, но так было действительно. Иногда главный просто за голову хватался, увидев какой-то сюжет в газете: «Как вы такое могли пропустить?!» Наверняка ему наверху за это доставалось, я знаю, что в том же Кремле на эти карикатуры очень обижались. Но тогда было все по-другому: никто никому не звонил и не приказывал «уволить его немедленно!» Понимаете, когда рисуешь что-то на сильных мира сего, у них это может вызвать гипертрофированное чувство обиды: «Как это так, я небожитель, и вдруг какая-то козявка осмеливается меня высмеивать?!» Это очень хороший тест на вменяемость власти. Поэтому у нас карикатура практически вся в Интернет ушла, в бумажной версии нас, карикатуристов, можно по пальцам пересчитать – 4–5 изданий. И я иногда со страхом оглядываюсь: ведь за нами – Бильжо, Елкин, ваш покорный слуга – нет никаких новых имен уже на протяжении лет. Я понимаю, что, конечно, гонорары не самые большие за такие картинки, но, с другой стороны, в политическую карикатуру никогда за большим рублем не шли.

– А зачем тогда шли? Что затягивало в профессию?

– Лично мне всегда нравилось, что я мог как-то быстро откликнуться на какое-то событие или действие реального персонажа. Карикатура как жанр – это, конечно, не вид искусства, хотя почему бы и нет, если вспомнить Бидструпа, но в лучших работах это все-таки публицистика в чистом виде. Когда ты можешь сразу отреагировать – это очень здорово!

– Грань между шаржем – и необязательно дружеским – и карикатурой всегда ощутима?

– Ну, карикатура – это когда я могу изобразить того же Путина, не рисуя его самого, – какими-нибудь вещами, словами, это может быть некая абстрактная фигура. В шарже обязательно должно присутствовать наличие главного героя. Политическая карикатура не всегда, но могла совмещать два этих изобразительных жанра. Я же говорю, у нас немного другая, не то чтобы философская, но образная карикатура, нас тянет порассуждать даже в этом жанре. А французы, ни всегда отвергали символы, у них карикатура более прямолинейная. Я читал интервью с одним из уцелевших, он говорит: «Вот, дожили, мы терпеть не могли эти символы, всю жизнь боролись против них, а теперь сами стали ими». Повторюсь, у них длинная и долгая история развития карикатуры, она фактически не прерывалась. А что у нас? У нас при советской власти можно было ругать – в том числе и в виде карикатур – сантехников, домоуправов и, естественно, американский империализм, германский реваншизм, японский милитаризм, а еще изображать в виде собачки-бульдожки Англию, которая на поводке у Америки. И до того мне эти образы в память вбились, то я до сих пор не могу рисовать политическую карикатуру на международные темы – ну просто не могу! Потому что это всегда очень все плоско, это баррикады: ты или здесь, или там…

– А как вы вообще попали в эту самую карикатуру? Служили себе на флоте и вдруг бац – стали карикатуристом? Помните самую первую свою опубликованную картинку?

– Не «вдруг» и не «бац», я с детства рисовал, и на флоте я делал всякие там стенгазеты, боевые листки, а потом, есть такой замечательный художник театра и кино Игорь Макаров, меня с ним познакомили, и он говорит: «Нарисуй картинок пять, только со смыслом». И я начал рисовать, обдуманно, до того рисовал только веселые носатые рожи, наверное, и теперь все оказалось архисложно. Ведь то, что я пытался нарисовать, до меня уже было раз сто нарисовано. Это беда всех художников молодых, начинающих карикатуристов. Кажется, что у тебя свой, самобытный путь, а оказывается, сюжет имеет обыкновение повторяться. Так что пока я начал понимать, что к чему…

Не бывает мыслей «зачем я лезу в политику и что мне за это будет?» Вы попадали в политические скандалы из-за своих карикатур?

– Мне кажется, никто, конечно, в этом не признается, но такие ощущения и опасения присутствуют. Потому что нас, художников, на самом деле-то много, но почему-то все предпочитают философско-образный юмор, некую абстракцию. Наверное, подспудно это присутствует: «Ну на фига мне это надо? А вдруг... и что тогда?» В середине 90-х было много ситуаций противостояния, и суды у меня были – пять или шесть судов по картинкам. Это были гражданские процессы, то есть сажать меня не собирались, но штрафы были. В Москве я суды выигрывал, а в провинции, поскольку я не мог ездить на каждое судебное заседание, я эти суды местным прокурорам проигрывал, конечно. А сейчас, мне кажется, вообще никто ни на что не обращал внимания, по крайней мере до французских событий. Если даже что-то вышло острое, да и шут с ними – пусть брешут! Потому что власть собой занимается, ей по фигу совершенно, что ты там рисуешь.

Ваше отношение к тому, что случилось с художниками из Сharlie Hebdo? Несмотря на их заверения, что они продолжат эту традицию жесткой сатиры, и на религиозные темы в том числе, и уже появился свежий номер журнала с карикатурой на обложке, они молодцы, что не сдаются, или все-таки стоило попридержать коней?

– Если и надо было бы попридержать коней, то раньше. А теперь действительно отступать им некуда, потому что тогда получается, что их запугали, они сдались и согласились на условия этих террористов. Можно было говорить раньше, что их картинки слишком грубы, оскорбляют кого-то, но сейчас я считаю, что это единственный правильный шаг – продолжать в том же направлении, деваться просто некуда. Это очень рисковый стиль, к сожалению…

– А есть ли, на ваш взгляд, темы, которые в карикатуре вообще трогать не стоит? Та же вера в Бога или что-то еще?

– Мне кажется, если будет табу на какие-то темы, то наступит мракобесие! Дело в том, что Бога нельзя оскорбить, рисуют-то людей – священнослужителей, тех же попов. Это все люди, со своими грехами, они несовершенны, и поэтому пытаются свои обиды перепроецировать на религию в целом. Это сложно объяснить, но я считаю, что главное – не что нарисовать, а как! Потому что я рисовал картинки и на гибель Димы Холодова, и на гибель «Курска», и, естественно, эти рисунки не были смешными и не могли ими быть по определению. Карикатуры – это просто графические в основном изображения с законченным сюжетом, и вовсе не обязательно это должна быть ржака и большие носы. Нет, карикатура может и должна быть разной – злой, ироничной, грустной, печальной – любой.

И все-таки какие чувства должна задевать карикатура даже не у того персонажа, про которого картинка, а у зрителей? Что они должны испытывать, увидев действительно талантливую карикатурную работу?

– Ничего себе вопросик! Должен признаться, иногда и мне тоже в соцсетях или еще где-то пишут: «Ой, какая мерзкая картинка, чернуха!» А я отвечаю: «Ребята, вы путаете причину со следствием. Гадко то, что у нас сейчас происходит! И чернуха – это то, что за окном жизни. А я – лишь зеркало, это слишком, может, самонадеянно, но я просто-напросто пытаюсь отразить, что происходит на самом деле! То есть хорошая карикатура – это всегда провокация! В некоторых странах даже написано законодательно, что журналисты имеют право на провокацию. Поэтому – да, действительно, это может вызвать какие-то негативные чувства, но для того, чтобы человек задумался потом: карикатура ли виновата в том, что происходит в реальности, или все-таки первопричина – это реальность, а карикатура – это, может быть, кривоватое, но все-таки зеркало? Как-то так.

Оригинал 


About the author
[-]

Author: Роза Цветкова

Source: ng.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Date: 23.01.2015. Views: 616

zagluwka
advanced
Submit
Back to homepage
Beta