Украина: Как живут на передовой под Дебальцево. «Не поднимайтесь на холмы — снайперы работают. А поля заминированы, никуда не ходите»

Information
[-]

Как живут на передовой под Дебальцево 

 «Куда вас отвезти? Так, чтоб усрались, или так, чтобы нормально было?» — бросает с ходу крепкий мужчина. Под два метра ростом, седая щетина. — Покажем только то, что можно показать. Уже за Луганское заезжать не будем, потому что машину просто расхерячат».

Навстречу несется раскрашенный под камуфляж старый Opel Frontera. Еще издалека видно, что вместо номерных знаков — «ПТН ПНХ». Стоим на перекрестке трассы Харьков — Ростов-на-Дону, за прифронтовым Артемовском Донецкой области. Слева — дорога на Краматорск, справа — на Дебальцево. Последний украинский блокпост — в 10 километрах от него, в поселке Луганское. Туда, на передовую, нас и должен отвезти этот Opel. Машина внезапно тормозит.

Из машины выходят боец батальона «Горынь» с позывным «Школьник» и еще двое в камуфляже, с автоматами Калашникова на плечах. За два часа до этого по телефону договорились, что покажут нам передовую. «Школьник» соглашается только потому, что мы — земляки: родом из одного городка на Ровенщине.

— Бронежилеты и каски есть? — спрашивает.

Отрицательно качаем головой. Бойцы прыснули от смеха. Еще с минуту расспрашивают, осматривают с ног до головы и в конце концовсоглашаются взять с собой.

— Покажем только то, что можно показать. Уже за Луганское заезжать не будем, потому что машину просто расхерячат, — говорит «Школьник», открывая заднюю дверь авто.

Устраиваемся на заднее сиденье. Между передними торчат два автомата Калашникова — дулами прямо на нас.

— Да не выстрелит, — успокаивает, заметив, как мы съежились.

До Дебальцево из Артемовска — 40 километров. Дорога сейчас под контролем украинской армии. Но могут обстрелять в любой момент. Поэтому Opel мчится — так легче избежать обстрела.

В километре или два от Артемовска — первый блокпост. Проверяют несколько гражданских машин. «Школьник» приветствует водительским жестом, поднимая руку от руля. Проезжаем без проверки, виляя между бетонными плитами. Сразу за постом — колонна с тяжелым вооружением. Его отводят от Дебальцево, согласно договоренностям в Минске.

— Если до этих переговоров здесь стреляли каждую минуту, то теперь каждый час-два, — говорит «Школьник». — Бьют артиллерией. Пехота не идет к нам, боится. Работая внаглую, не стесняясь. Могут ночью. Им плевать, в какое время, и плевать — в кого.

Дорога разбита минами и военной техникой, поэтому машина то и дело вскакивает в ямы. Серой пылью от асфальта покрыты даже деревья на обочине. Кое-где в поле видны противотанковые ежи. Вдоль дороги валяются трупы собак, хвостовики и осколки от мин, гильзы от крупнокалиберных патронов. Навстречу ни одной гражданской машины, только БМП, танки и КамАЗы. Один везет полное кузово каркасов обгоревших машин.

— Металлолом вывозят от гражданских машин, — объясняет «Школьник». — Наши их собирают — дорогу освобождают. Сепарам пофиг было, кого валить. Немало здесь гражданских на дороге погибло. Поэтому сюда больше никто не едет, разве что камикадзе. Чем дальше — тем в бОльшую задницу въезжаем. Обстрел может начаться в любую секунду. Но мы за вас отвечаем: взяли — значит назад привезем.

Минут 5 едем молча.

«Школьник» поворачивает направо — в поле: едем к позициям батальона «Горынь». Авто скачет по ямам, машина внезапно наклоняется то вправо, то влево. За полем виден лес — «зеленка»: там уже враг.

Съезжаем в небольшую ложбину. Это одна из передовых позиций «Горыни». Здесь стоят несколько единиц вкопанной техники, пару старых разрисованных под камуфляж легковушек, автобус.

— Все машины, которые у нас есть, ремонтируем за свой ​​счет. Вот получим зарплату и сбрасываемся. Но зарплата у нас такая, что при этом курсе даже не знаю, получает хоть кто-то по 100 долларов, или нет, — смеется «Школьник». — Можете все здесь смотреть, только не поднимайтесь на холмы — потому что снайперы работают. А поля заминированы, поэтому никуда не ходите. Мы-то уже свыклись. Может, мозги атрофировались — не знаю. Впрочем, плевать на все, живем одним днём.

Проходим мимо четырехметровую яму — здесь будет блиндаж. Его выкопали четыре бойца лопатами за несколько часов. В палатке после ночного дежурства спят солдаты. Далее «столовая»: под небом стоит стол и с десяток школьных стульев. На столе — пару банок компота, банки консервированных помидоров, хлеб, сало. Кто-то перекусывает. Вдруг стрекочет автоматная очередь. Пригибаемся и замираем. Взгляд ищет какое-то укрытие, куда можно забежать.

— Не бойтесь, это идет прострелка, — похлопывает по плечу один из военных. — Там снайперы их сидят в «зеленке». Вот мы и простреливаем, чтобы не смогли сделать себе лежку. Они по нам бьют, и мы им нервы утюжим. Если начнется обстрел, то прыгайте в любую яму. Это здесь единственное спасение.

Садимся в Opel и едем на другие позиции.

— Наша задача — вывезти вас отсюда до сумерек, — говорит «Школьник». — Мы-то сутками ездим, заезжаем в их тылы, шухер им наводим. Поэтому и машины побиты. Ночью ездим без включенных фар, потому что расфигачат. Уже научились в темноте.

Переезжаем полуразрушенный мост. За ним, за следующим холмом, предпоследняя позиция украинских военных. Издали развевается сине-желтый флаг. По обе стороны видны окопы, блиндажи и пару единиц вкопанной техники. Выходим на дороге и сразу спускаемся вниз к блиндажам. Заходим в один из них. Тепло, свет, куча раций и розеток — от генератора. В сутки «съедает» до 20 литров бензина.

— Так мы здесь и бомжуем, а это наши нары, — показывает один из бойцов.

На лежаках из досок одновременно помещаются с десяток человек. Есть матрасы, одеяла. Бойцы спят одетыми, только разуваются. Напротив на гвоздях висят автоматы, несколько бронежилетов. Над кроватями — иконы и большой украинский флаг.

— На войне Бог — это единственное, во что веришь, — говорит «Школьник».

15.00 — обед. Есть ходят по очереди на кухню через дорогу. Проложили сбитые доски, так как из-за потепления земля превратилась в болото. Кухня — небольшая палатка. Здесь два ящика с домашней консервацией, ящик сухого печенья, несколько банок с салом. В больших котлах — суп с вермишелью и гречка с тушенкой. Едят снаружи, вместо стульев — пеньки и доски. Рядом «ванна»: кусок надбитого зеркала и уличный умывальник.

— Вода у нас, конешно, дефицит. Помыться и постираться — проблема. Друг другу поливаем. Но раз в неделю мыться возят в Артемовск или Соледар, — рассказывает 35-летний Иван, прозвище Ваник. — Вот с едой — нормально. Все есть, наедаемся. Волонтеры очень помогают.

— Ваник, хватит болтать, иди вон доски носи, — бросает боец, на вид, лет 55.

Его называют «Павловичем». Пока перемирие, военные укрепляют позиции.

— Так они мне завидуют потому, что я с девушкой говорю, — улыбается Иван. — Потому что у нас здесь девушку увидеть — большое счастье. Одни мужики, уже всех по походке знаешь.

К последней украинской позиции перед Дебальцево — за поселком Луганское, на берегу Светлодарского водохранилища — дорога идет между тремя холмами. Мчимся туда со скоростью около 100 километров в час. Обочина устлана сгоревшими и разорванными колесами, оторванными бамперами, россыпью хвостовиков от мин. Проезжаем мимо сожженного «ГАЗ-66». Грузовик вез боеприпасы к минометам, когда в него попал снаряд.

— Здесь ваши коллеги пострадали. Остановились поснимать этот «ГАЗ», а в них вгатили из миномета. Репортерам вроде ниче, а водителю чуть руку не оторвало, — рассказывает Михаил, сидящий на переднем сиденье, возле «Школьника». — Надо раз и навсегда запомнить: на дороге остановка должна быть только на блокпосту. Или с разрешения военных, если те стоят на обочине.

Справа видны две огромные трубы Светлодарской ТЭС. На самой высокой — украинский флаг.

— Сепары бомбят ее постоянно. От нее же свет идет на Артемовск и область. У них прямо руки чешутся, чтобы ее разнести или захватить. Но пока держим, и она работает. Им здесь наступать трудно — водохранилище плюс болота — на нашей стороне. Все мосты мы контролируем.

От Луганского до Дебальцево — 14 километров. До первого блокпоста боевиков — не более 3 километров. На въезде в село грохочет заведенный танк. Между домами — обложенные мешками с песком несколько БМП. Бойцы толпятся у буржуйки между броневиком и закопченной парикмахерской без крыши: на улице + 2° С. Кто обедает из металлических бачков, остальные греются. На стене парикмахерской — огромный флаг с автографами бойцов. Интересуемся, придерживаются ли боевики перемирия. Ребята взрываются смехом.

— Четыре дня назад даже из блиндажа не могли вылезть. А по радио Генштаб передавал, что обстрелы уменьшились, — рассказывает 30-летний Михаил Плетюх. Мобилизован в августе. Родом из Белой Церкви на Киевщине. — Против нас чечены здесь стояли — так им похер, в кого стрелять. И никакого приказа не слушаются. 20 февраля залез один из них на нашу волну и кричал: «укроп, буду тэбя рэзать». Им тупо похрен, о чем там договорились между собой большие дяди.

В поселок нас отпускают в сопровождении автоматчика. Здесь шныряют диверсионные группы. Далее чем на 100 метров удаляться от блокпоста не советуют. Вокруг пустота. Разбитое здание магазина, разваленнаяа автобусная остановка. На обочине — несколько сгоревших грузовиков, легковушки с номерами Донецкой области. Почти все дома вдоль дороги разрушены. Людей не видно. До войны здесь жило до 2,5 тысяч человек. Большинство работало на теплоэлектростанции. Эвакуировали их 20-22 февраля, когда украинские военные оставляли Дебальцево.

Двигатель танка глушат. Становится тихо — слышен только лай собак.

— Село обстреливали серьезно. Это же звери. Им по барабану — город или поле. Херячат из всего, из чего могут, — говорит 21-летний Михаил, водитель-механик танка.

Он в черном комбинезоне на ватной стяжке. На лацкане значок — «танковый каратель». Родом из Николаева. До сих пор проходит срочную службу.

— Уже год, как должен быть дома. Шел в армию, чтобы отслужить и идти в милицию работать. Застрял здесь надолго. Но я не в обиде: это же мужская работа — защищать страну. Если бы и дембельнули, все равно пошел бы добровольцем. Танк мой теперь домом мне стал.

В сопровождении двух автоматчиков идем вглубь села.

— Заброшенная стройка, — один из них, лет 45, показывает на скопление плит на пустыре посреди села. — Ими и перекрываем блиндажи. Нашли гражданский кран в «Артеме», заплатили водителю, он рискнул сюда приехать. Потому что от Генштаба хрен дождешься. Сепары валят по селу «Градом», а мы вместо того, чтобы им навалять в ответку, плиты грузим, — зажигает третью сигарету подряд.

За сотню метров от блокпоста у магазина мужчина в камуфляжных штанах собирает в ведро битое стекло. Высыпает его в канаву. В здании выбиты окна, полуразрушены стены. Неподалеку перевернутый обгоревший каркас «Москвича».

— Еще уберу немного от дороги и поеду, — говорит мужчина, когда подходим. Представляется Петровичем. — Магазин больше работать не будет. Я потерял все, над чем работал всю жизнь. Дом тоже разбомбили. Одна «девятка» осталась.

Только отходим от магазина, как с криком за нами гонится человек в ушанке и черной шубе. Катит велосипед. Останавливается метрах в десяти.

— Господа офицеры, можно к вам подойти? — кричит.

От него пахнет алкоголем. Разбита губа и синяк под глазом.

— Дайте, что можете. Ну, хоть одну сигарету. А то забыли о нас все, — хватает за руки одного из бойцов. — Вчера меня избили. Я домой шел от друга, а меня избили. Так и запишите.

— А это не ты вчера кричал по селу: «ДНР придет»? Так, может, и было за что в морду получить? — спрашивает солдат.

Мужчина замолкает и уходит.

— Здесь остались в основном бабушки-пенсионерки. Им некуда идти. Мы их подкармливаем, как можем. А такая пьянь, как тот, сейчас лазает по чужим домам и все выгребает. И сепаров не надо — местные все и без них заберут, — рассказывает Михаил по пути к блокпосту.

«Школьник» просит собираться: скоро начнет темнеть, поэтому пора возвращаться в Артемовск. Дорога, которая сюда казалась бесконечной, обратно занимает минут двадцать0. И страха нет совсем.

 


About the author
[-]

Author: Галина Остаповец, Андрей Жигайло

Source: argumentua.com

Translation: yes

Added:   venjamin.tolstonog


Date: 09.04.2015. Views: 398

zagluwka
advanced
Submit
Back to homepage
Beta