Учитель и вдохновитель: чем важен для путинской России Евгений Примаков
Учитель и вдохновитель: чем важен для путинской России Евгений Примаков
Правдистов не вербовали, и если у советского человека в резюме есть строчка о работе в газете «Правда», то это почти гарантированно значит, что к КГБ этот человек отношения не имел. Впрочем, «Правда», как и другие подразделения ЦК КПСС, сама была чем-то вроде полноценной спецслужбы, и то, что с годами старого правдиста Примакова стало принято однозначно считать старым чекистом – это уже даже не заблуждение. Многолетний порученец советского руководства по самым деликатным ближневосточным делам – он сам по себе был спецслужбой, даже если не носил чекистских погон.
Чем статуснее был советский деятель до 1991 года, тем меньше у него шансов было на успешную постсоветскую карьеру. Самое близкое и самое верное окружение Горбачева осело вместе с ним на пенсионерских позициях в фонде его имени. Те, кто успел рассориться с Горбачевым до августа 1991 года включительно, в лучшем случае могли претендовать на думские мандаты во фракции КПРФ. Примаков был единственным горбачевским назначенцем, сохранившим свою должность после роспуска СССР – это Горбачев выделил бывшее Первое главное управление КГБ в отдельное ведомство и назначил Примакова его главой, и Служба внешней разведки ельцинской РФ стала единственной федеральной структурой, руководитель которой сохранил свое место с советских времен (ближайший аналог Примакова в этом смысле – глава Госбанка СССР Виктор Геращенко, вернувшийся на свою должность после нескольких лет постсоветских кадровых экспериментов).
Здесь велик соблазн пофантазировать на тему тайных партий внутри советского руководства, оставшихся непобедимыми даже в самые антисоветские ранние девяностые, но если без конспирологии, то картина получается даже более фантастическая: профессиональные и человеческие качества Примакова были столь безупречны, что даже ненавидевший Горбачева и его людей Ельцин не нашел оснований избавиться от этого человека, и российская Служба внешней разведки, созданная, а точнее, сохраненная Примаковым, стала первой точкой советского реванша, с разной степенью успешности продолжавшегося на протяжении всех девяностых.
Собственно, вся постсоветская карьера Примакова – это именно реванш, иногда показной, как с приходом в МИД, когда перед «теми самыми» президентскими выборами Ельцин решил сменить непопулярного и демонстративно прозападного Андрея Козырева на столь же демонстративно олдскульного Примакова, а иногда вполне серьезный – его символической кульминацией стал, безусловно, разворот Примакова над Атлантикой, когда он, уже премьер, отменил свою поездку в США в знак протеста против не согласованного с Россией начала операции НАТО в Югославии.
Российское общество 1999 года, пережившее экономическую катастрофу предыдущей осени и массово разочарованное во всем, что составляло надежды и ценности девяностых, входило в фазу нового патриотизма и антизападничества (продолжающуюся, как видим, до сих пор), и именно Примакову, а не кому-то другому из популярных тогда политиков, выпало стать первооткрывателем этой новой, как теперь уже очевидно, эпохи – эпохи «Брата-2». Если бы президентские выборы в России прошли в мае 1999 года, ни у кого из оппонентов Примакова шансов бы не было. Но до выборов тогда оставался еще год.
Тот год был, может быть, самым важным в истории постсоветской России. Единственный за все это время настоящий раскол российских элит, превращение в оппозицию чуть ли не всех региональных лидеров во главе с сильнейшим Юрием Лужковым, альянс Примакова с этой группой, не оставлявший шансов для уходящей правящей группировки. Кремль 1999 года стал осажденной крепостью с очень символическими шансами на успешную оборону, и те несколько месяцев, во время которых Кремлю удалось изобрести и поставить на ноги своего «правильного» Примакова, то есть Владимира Путина, на годы вперед определили политические принципы и систему ценностей Кремля. Показательно, что основу путинской «Единой России» через несколько лет составят именно люди из лужковско-примаковского «Отечества», а не из ельцинско-путинского «Единства» – холодная гражданская война 1999 года закончилась не просто примирением, но принципиальным взаимопроникновением двух воевавших сил, и все, что нес во власть Примаков, стало своего рода трофеем для Владимира Путина: и ругань с «нашими западными партнерами», и вечнозеленое обещание посадок (Примаков весной 1999 года публично распоряжался освобождать места в колониях – понятно для кого), и эклектичная российская державность, в которой наследники Андропова и Громыко искренне чувствуют себя наследниками Бенкендорфа и Горчакова.
Нет, называть сложившийся в современной России режим примаковским было бы, конечно, натяжкой. Но если бы в 1999 году кто-нибудь, не называя имен, в фантастической статье или книге описал бы нашу Россию 2015 года, современники восприняли бы такое описание именно как результат безоговорочной победы Примакова, а вовсе не Ельцина – Путина. В путинской России нет ничего, о чем бы не мечтал Примаков и его сторонники 15–16 лет назад, и существует ли какой-то другой критерий, позволяющий судить о том, кто победил, а кто проиграл? Прощаясь с Примаковым, путинская система прощается не с тем врагом, с разгрома которого началась ее история, а с учителем и вдохновителем, который ценой своей политической карьеры сделал Россию именно такой, какова она теперь.