Как международные СМИ способствуют российской агрессии в Украине

Перо сильнее меча

Эта фраза никогда не была ближе к истине, чем в век информации. Международные СМИ сыграли ключевую роль в поддержке гибридной войны России против Украины; теперь они же могут помочь переломить ситуацию, приняв терминологию,  которая точно отразит реалии кровопролитного конфликта.

Существуют ли термины для описания событий на востоке Украины и почему российская агрессия сегодня, спустя более чем два года конфликта, для довольно многих в мире остается неочевидной? Представляем размышления Питера Дикинсона (Peter Dickinson), издателя журнала Business Ukraine и Lviv Today, колумниста в The Odessa Review, в прошлом – главного редактора Ukraine Today и What’s On Kyiv.

***

Если бы кто-то рассказывал о «поддерживаемых Германией силах» в оккупированной нацистами Франции или о «просоветских силах» во время Пражской весны, автора такого мнения никто не воспринял бы всерьез в силу его безнадежного невежества или глубокой неискренности. Хотя в обеих этих странах было достаточно как местных коллаборационистов, так и удобных эвфемизмов для их обозначения, не существовало никаких сомнений относительно того, кто на самом деле управляет ситуацией. Похоже, однако, что этот здравый подход не нашел своего места в Украине, где международные средства массовой информации сыграли ключевую роль в отсутствии однозначного понимания ситуации, что позволило России добиться успеха в своей гибридной войне.

Почему СМИ так осторожны, говоря о роли Москвы в конфликте? Причина не в отсутствии доказательств. С первых дней боевых действий на востоке Украины было выявлено более чем достаточно подтверждений российского участия. Почти все первые лидеры сепаратистских республик были гражданами России. Международные журналисты своими глазами видели пересекающие границу конвои, полные российского оружия, и брали интервью у российских офицеров в зоне конфликта. Даже прокремлевские журналисты в Украине не раз по ошибке показывали технику и вооружение, имеющиеся только у российской армии.

На основании доступной в Интернете информации частные расследователи собрали убедительные доказательства артиллерийских обстрелов украинских позиций, которые производились с российской территории, а селфи российских солдатов, выложенные в социальных сетях, подтверждали их присутствие в Украине. Известны и случаи захвата целых групп российских военных глубоко внутри украинской зоны боевых действий – от некоторых из них Кремль просто отрекся, а о других утверждал, что они «заблудились».

Инцидент с MH17 достоин отдельного обсуждения: сложные зенитные системы не перемещаются через международные границы в зоны конфликтов сами по себе.

Кроме того, существует целая отдельная тема российских «добровольцев» и «отпускников», сборной солянки из российских военнослужащих, действующих в одном ряду с ветеранами армии, наемниками, крайне правыми фанатиками и криминальными отбросами. Номинальные лидеры боевиков многократно подтверждали, что в сумме их набирается примерно пятьдесят тысяч – огромная цифра, если вспомнить, что Игорь Гиркин (Стрелков), олицетворявший раннюю стадию сепаратизма, признался в разгар боевых действий в мае 2014 года, что он с трудом набрал на Донбассе тысячу бойцов.

Из всего этого складывается картина искусственно созданного восстания, инспирированного кремлевскими агентами, вооруженного российским оружием, осуществленного преимущественно российскими бойцами и управляемого из Москвы. Тем не менее большинство международных новостных агентств продолжают перестраховываться. Они сообщают о «пророссийских силах», несмотря на то что подобные термины при обсуждении российских граждан бессмысленны. Такие тяжеловесы, как BBC и канадская CBC, признают российский фактор, но продолжают рассказывать о «гражданской войне в Украине».

Есть множество причин, почему СМИ оказались настолько беспомощными в выборе формулировок. Одним из ключевых факторов стала приверженность к объективности, характерная для западной журналистики (по крайней мере, в теории). Это упорное стремление освещать события «с обеих сторон» было мастерски использовано Кремлем, который добился сдвига в общественном консенсусе, протащив туда свою собственную интерпретацию ситуации. Классическим примером этого стало изображение украинского народного восстания против авторитарного режима как фашистского переворота под руководством ЦРУ.

Имея дело с такой поразительной разницей в интерпретациях событий, невозможно найти между ними осмысленный баланс. Вместо этого журналисты вынуждены либо выносить собственные суждения, либо придерживаться строгого нейтралитета. Подавляющее большинство выбрали последнее – поступить иначе означало бы отказаться от основных этических обязательств современной журналистики. Однако, отказавшись делать выводы на основании простого здравого смысла, западные СМИ сослужили Кремлю бесценную службу.

Помимо этого, международные журналисты учитывают и происходящее на политической арене. Отрицание Россией своего участия в конфликте дополнительных объяснений не требует, но часть ответственности здесь лежит и на Украине. Киев отказался официально ввести военное положение и решил изобразить конфликт как антитеррористическую операцию. Для этого существует целый ряд юридических и стратегических доводов, не в последнюю очередь желание сохранить международные каналы финансирования, при этом не предоставляя Кремлю поводов для полномасштабного военного вторжения. Тем не менее это создало еще большую путаницу.

Сложнее понять причины сдержанности в позициях международных политических лидеров. Некоторые из них откровенно высказались о российской военной агрессии, тогда как другие предпочли не рисковать и ограничились общими упоминаниями «российского участия», призывая все стороны прекратить военные действия. Возможно, этим они надеются сохранить для России пути для выхода из конфликта и избежать полномасштабной военной конфронтации с Кремлем.

Тем не менее нельзя сказать, что прогресс отсутствует. В первые дни конфликта многие СМИ решили изобразить боевые столкновения как исключительно внутреннее дело Украины, используя такие термины, как «украинские повстанцы» и «антикиевские сепаратисты». Постепенно эти названия сменились на «поддерживаемые Россией силы» и «пророссийские силы». Государственный департамент США попытался сделать следующий шаг в этом процессе, весной 2015 года введя фразу «объединенные российско-сепаратистские силы». Увы, этот технически точный, но несколько неуклюжий термин не смог изменить восприятие происходящего. Он не дает ясности, а только ставит новые вопросы: предоставляет ли Россия только военных советников? каковы пропорции участников этих объединенных сил? Сторонние наблюдатели могут прийти к выводу, что роль России вовсе не решающая.

В свете проблем, порожденных гибридным подходом России к международным конфликтам, мировое сообщество явно нуждается в новом лексиконе. Концепция российской гибридной войны стала общепринятой за последние два с половиной года, но она до сих пор не привела к появлению недвусмысленной терминологии, способной точно описать действия России в восточной части Украины. Одним из новых терминов для описания военных подразделений в Восточной Украине могли быть стать «гибридные российские силы»: это подчеркнуло бы общую ответственность России, признавая при этом, что силы, о которых идет речь, неоднородны и отличаются от обычных вооруженных сил. Точно так же то, что разные источники называют «украинским кризисом» или «украинским конфликтом», правильнее было бы охарактеризовать как «российскую гибридную войну».

Издавна говорится, что перо сильнее меча, и эта фраза никогда не была ближе к истине, чем в век информации. Международные СМИ сыграли ключевую роль в поддержке гибридной войны России против Украины; теперь они же могут помочь переломить ситуацию, приняв терминологию,  которая точно отразит реалии кровопролитного конфликта.

***

Перевод: Александра Охрименко, опубликовано на сайте InformNapalm