Когда приходится выбирать между жизнью и политкорректностью
Этот отвратительный незаменимый профайлинг
Профайлинг — это такая чудовищно несправедливая, расистская практика, при которой американская полиция, оценивая вероятность правонарушения, полагается не на Десять заповедей политкорректности, а на опыт и здравый смысл.
Который ей подсказывает, что если идёт облава на О. Джей Симпсона, останавливать нужно машины с чернокожими водителями, и не пытаться разнообразить список проверяемых водителей белыми, латиноамериканцами и японцами, в соответствии с демографическим профилем США.
Если в определённом квартале наркотой барыжит этническая группировка доминиканцев (цыган, таджиков), то наркополиции логично интересоваться представителями именно этой общины на предмет выявления курьеров, дилеров и оптовиков. Если же, наоборот, расследуется дело о крупном мошенничестве с ценными бумагами на NASDAQ, то полиции нет смысла соваться с расспросами в негритянские сквоты Южного Бронкса, или в ночлежку мексиканских нелегальных хлопкоробов в штате Арканзас. Нечистых на руку трейдеров стоит поискать среди нью-йоркских белых воротничков — и с хорошей долей вероятности выяснится, что они в основном евреи. И в оскароносном фильме про злодеяния Уолл-Стрита главного злодея будет играть знаковый еврей, сын еврея. А вот в трилогии про расцвет и упадок сицилийской мафии в главных героях стоит ожидать де Ниро с Аль Пачино, под гениальным руководством Копполы, под бессмертную музыку Нино Роты. Совершенно невзирая на то, что весь Голливуд давно захвачен евреями, Дастина Хоффмана и Вуди Харрельсона в роли отпрысков семьи Корлеоне мы не увидим. Как не увидим среди них ни негров, ни славян — а если вдруг затесался в этот кастинг какой-нибудь Роберт Дюваль (или Джек Николсон из семейства Прицци), то нам заботливо разъяснят, что он найдёныш, подкидыш, усыновлён Семьёй, и не родня им по крови. Потому что и у режиссёра, и у зрителя в голове есть определённые этнические стереотипы. У полиции они тоже есть. И, если эти бесхитростные методы отбора подозреваемых помогают бороться с преступностью, то даже такая прогрессивная и либеральная организация, как Верховный Суд США, стоящий на страже конституционных принципов равенства всех граждан перед законом, не может запретить профайлинг. И вынужден в разных своих решениях на разные лады повторять тезис о его допустимости.
***
Польза профайлинга очень хорошо видна на примере двух недавних террористических эпизодов.
Первый — бойня в Орландо. Сторонники запрета на ношение оружия в США сперва страшно обрадовались этой новости и попытались использовать её для подтверждения тезиса о том, что в Америке нет должного контроля за стволами. Но когда дым от стрельбы рассеялся, то выяснилось, что человек, расстрелявший гей-клуб, вообще ни разу не использовал права, которые даёт американцу Вторая поправка. Напротив, он был обладателем пары очень крутых профессиональных лицензий на оружие — тех самых лицензий, которые сторонникам запрета представляются панацеей от неконтролируемой стрельбы всех во всех. С такими лицензиями он мог бы и в зарегулированной России мимо Кремля со стволами ходить. И проверки он все прошёл, когда получал эти самые лицензии. То есть был у проверяющих органов вне подозрения.
А очень зря, потому что звали его Омар Мир Седдик Матин, и ещё в школе он бурно радовался терактам 11 сентября, хвастался, что Усама бин Ладен приходится ему дядей, и похвалялся, что дядя научил его обращаться с автоматом Калашникова. Он дважды ездил в Саудовскую Аравию по приглашению американского Исламского центра. Он 3-4 раза в неделю ходил в мечеть. А его отец в передачах на спутниковом пуштунском телеканале восхвалял Талибан.
Все эти детали его биографии по американским законам не составляют никакого правонарушения. Любой американец вправе радоваться терактам 11 сентября и прославлять Талибан — это его священное право защищено Первой поправкой к Конституции США. Но вот как раз для нужд правильного профайлинга все эти подробности очень релевантны. Если бы они учитывались при выдаче и продлении этому интересному парню лицензий на скрытое и открытое ношение оружия, бойни в Орландо можно было бы избежать.
***
Точно такая же история и с водителем грузовика из города Ниццы. За 6 лет, предшествующих теракту, он пять раз привлекался к ответственности за кражи и вооружённое насилие. Последний приговор (6 месяцев лишения свободы условно) был ему вынесен 24 марта с.г., так что Мохамед Лауаэж Булель находился в момент теракта под полицейским наблюдением. И если бы французская полиция не ленилась делать профайлинг, то с таким послужным списком она могла б и поинтересоваться, а нет ли здесь ещё и исламизма. Именно потому, что парня звали Мохамед, и он был иммигрант из Туниса, как бы ужасно это ни звучало, такой вопрос в практической плоскости был бы весьма уместен. Допустим, исламизма они б не нашли (Булель не ходил в мечеть, и вообще бухал не по-детски, оправдывая фамилию), зато обнаружили бы склад с оружием. И при выдаче разрешения на вождение грузовика профайлинг мог бы подсказать осторожность — особенно после эпизода, когда Булель уснул за его рулём. Но рискну предположить, что именно мысль о тяжкой доле тунисского беженца, для которого шофёрские права являются единственным способом прокормить семью, заставила полицию проявить гуманизм в этом эпизоде — и дать потенциальному убийце за рулём превратиться в реального. Сработал политкорректный, благостный, рукопожатный механизм «профайлинга наоборот» (в Америке он называется affirmative action), когда униженному и оскорблённому выходцу из некогда угнетённого французами Магриба дозволяются вещи, которые никогда не сошли бы с рук потомку «угнетателей». Цену такого благостного отношения к арабскому гостю заплатили кровью участники народных гуляний 14 июля на Promenade des Anglais.
К слову сказать, мой отец 15 лет снимал зимой квартиру в арабском квартале Ниццы, так что с обстановочкой на рю де Тюрин и авеню Анри Саппиа, где был в разное время прописан Булель, я знаком не только понаслышке. Ходить по этим кварталам, слава Богу, не страшно, нападениями на прохожих они не славятся (в отличие от Брюсселя), но криминальный характер заработков, которыми «кормят семью» обитатели этих кварталов, заметен с первого взгляда. Торговля контрабандным и живым товаром, подпольные игорные бизнесы, обналичка с обезличкой — всё это к северу от вокзала Thiers находится на счёт раз, безо всяких подсказок. И чем торгует арабская пиццерия на углу Миоллис и Трашель, если печь для пиццы у них давно заросла плесенью и паутиной, а курьеры на «Веспах» отправляются на заказы с утра до поздней ночи, тоже понятно. Полиции Приморских Альп всё прекрасно известно и про эту пиццерию, и про контрабанду, и про контрафакт, и про никем не учтённые денежные переводы в направлении Халифата. Просто есть вот это привычное представление: наши арабы нам не опасны. Они не только не террористы, но даже и не слишком грабители/насильники. Ради Бога, пусть и дальше плюют на все наши законы, если при этом в квартале годами не случается ни взрывов, ни мокрухи. А что деньги шлют в ИГИЛ, и сами ездят в лагеря время от времени — чем бы дитя ни тешилось.
Это вполне сознательная позиция, и, как человек, протусивший 15 лет в окрестностях вокзала Thiers без малейших опасений за жизнь и кошелёк, я могу признать её действенность на ограниченном отрезке времени. Беда в том, что этот отрезок уже завершился — и не 14 июля, а минимум на четыре года раньше. «Тулузский стрелок» Мохамед Мера ещё в 2012 году довольно чётко продемонстрировал, что этот профайлинг должен быть направлен не на иммигрантов даже, а на любых арабов, включая французских граждан и местных уроженцев с соответствующими корнями. Этого не услышали — и вот уже на сцену выходят братья Куаши, чтобы напомнить про невыученный урок. Оба — граждане Франции, уроженцы Парижа, без иных гражданств и даже без права на иное гражданство. Как и Ахмед Кулибали, устроивший бойню в парижском супермаркете назавтра после расстрела редакции «Шарли Эбдо». Каждый из этих эпизодов призван был показать, каков общий признак, объединяющий всех террористов. Это не страна происхождения, не гражданство, не статус пребывания во Франции, не отношение к Корану. Это в чистом виде принадлежность к арабской общине. Невозможно было остановить ни один из случившихся во Франции за последние 5 лет терактов, не убив араба.
***
Я — гуманист, и я не считаю, что арабов нужно убивать (или даже всем скопом депортировать) из профилактических соображений. Но единственной состоятельной альтернативой является тот самый профайлинг, о котором запрещено упоминать в Фейсбуке Бершидского. В арабе с оружием нужно приучиться видеть угрозу, и не такую угрозу, как во французе с в точности таким же стволом, а именно что террористическую, ИГИЛовскую. Чем скорей эта простая мысль дойдёт до французских (и иных европейских) силовиков — тем больше удастся предотвратить терактов в будущем. И тем больше у арабов Европы останется шансов не быть убитыми или депортированными, как это с ними однажды уже случилось во времена Реконкисты.
Впрочем, у меня есть одна хорошая новость. И для Европы, и для её арабов — короче, для всех заинтересованных лиц, кроме страстотерпца Бершидского. Функции полицейского сыска с каждым годом всё уверенней переходят от живых людей к компьютерным системам, анализирующим big data (подробности о том, как эти системы вычисляют потенциальных террористов, очень смешно описаны во втором томе Freakonomics, в главе «Почему шахидам-самоубийцам стоило бы покупать себе полисы страхования жизни»). Системы, которые выносят своё вероятностное суждение о террористических наклонностях индивидуума, исходя из массива накопленных фактов, никак не обучить политкорректности. Для них «100% терактов во Франции совершено арабами» — не кощунство и не разжигание, а просто факт из жизни, подлежащий математической обработке, с генерацией неизбежных выводов о том, кого нужно подозревать, и в чём именно.