Газовые итоги года России

Голубое топливо станет главным элементом перехода России к зеленой экономике

6 декабря в Москве прошел 17-й международный форум «Газ России». Для обсуждения наиболее актуальных проблем отрасли на этой площадке уже традиционно собрались эксперты, руководители профильных органов государственной власти страны, представители крупных отечественных нефтегазовых компаний и общественных организаций.

Незадолго до мероприятия газовые итоги года в интервью редактору «НГ-энергии» Кириллу АСТАХОВУ подвел председатель комитета Государственной думы РФ по энергетике, президент Российского газового общества Павел ЗАВАЛЬНЫЙ.

«Независимая газета»: – Одна из явных тенденций в российской газовой отрасли – ускоренное развитие сектора СПГ с упором на экспорт. Какой эффект даст усиление конкуренции между нашим СПГ и нашим же трубопроводным газом на внешнем рынке? Как найти баланс, который был бы выгоден России?

Павел ЗАВАЛЬНЫЙ:  – Вообще доля СПГ в международной торговле голубым топливом составляет уже более 40%. В ближайшее время достигнет отметки 50% и выше. Есть прогнозы, что к 2025 году показатель выйдет на 60–70% от общего объема торговли, а трубопроводный газ будет занимать соответственно не более 40%.

Торговля СПГ делает мировой рынок глобальным. При этом, что важно, расширяется география спроса на газ, что на фоне превышения предложения над спросом стимулирует замещение газом других топлив в топливно-энергетическом балансе ряда стран. И уже сегодня мы чувствуем эффект этой глобализации, видим, как начинают влиять друг на друга цены на рынке АТР (Азиатско-Тихоокеанского региона. – «НГ-Энергия») и европейском рынке. Наш СПГ в зависимости от конъюнктуры то идет на европейский рынок, то опять уходит в страны АТР. При этом действуют долгосрочные контракты, среднесрочные, работает спотовый рынок, и конъюнктура постоянно меняется. Если даже в рамках проекта «Ямал СПГ» НОВАТЭК не будет поставлять или передавать газ трейдерам для поставки на европейский рынок, а будет отправлять его только на азиатский рынок, создавая там избыточное предложение, это будет косвенно влиять и на цены европейского рынка. А прямые поставки на спотовый рынок будут влиять напрямую.

Важный вопрос, стоящий перед государством сегодня, – как максимально исключить прямую конкуренцию там, где уже присутствует российский газ. Такая прямая конкуренция российского газа с российским же газом, неважно в виде СПГ или трубного газа, снижает поступления в государственную казну. Тем более что при поставках трубного газа сегодня страна получает значительно больше налоговых поступлений в виде НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых. – «НГ-Энергия»), таможенных сборов, налога на прибыль с «Газпрома» и дочерних компаний, налога на имущество и т.д.

С проектов же СПГ в течение 12 лет мы особо налогов не увидим. Ставка НДПИ нулевая, налог на имущество – льгота, налог на прибыль – 13,5%, таможенных платежей нет, НДС на импорт оборудования не платится. В данной ситуации с точки зрения интересов государства, бюджета, конечно, более выгодны поставки трубного газа, или же необходимо создание равных условий для всех по трубному газу и по СПГ по критерию рентабельности и доходности.

Заинтересованность государства в развитии СПГ объясняется тем, что тот газ, который превращается в СПГ, другим способом монетизировать нельзя. Кроме того, реализация проектов СПГ дает синергетический эффект – создаются рабочие места, обеспечивается все большая загрузка отечественных предприятий, которые в том числе поставляют оборудование для таких проектов, и загрузка Северного морского пути, развитие собственных передовых технологий.

Эффект от реализации проектов СПГ в пользу нашего государства необходимо усиливать. Да, первые проекты имеют максимальные преференции и минимальный налоговый эффект, но чем дольше они будут реализовываться, тем больший системный эффект от этого должно получать государство.

– Дания дала разрешение на строительство «Северного потока – 2». Насколько реально запустить трубопровод уже в этом году и какие проблемы могут возникнуть, если он стартует в следующем?

– Что в этом году проект будет достроен, у меня сомнений никаких нет. Несмотря на задержку, есть еще время. Физически он будет завершен, какое-то время займет его пусконаладка и вывод на проектную мощность. Это займет время, может быть, до полугода, но не более. Я просто говорю как специалист, который занимался подобной наладкой и запуском в эксплуатацию газопроводов.

Да, есть опасения по поводу возможного ограничения уровня его загрузки в связи с тем, что Еврокомиссия создала условия для распространения положений Третьего энергопакета ЕС на морские газопроводы. Однако принятый Бундестагом ФРГ законопроект, надеюсь, позволит избежать применения этих норм к «Северному потоку – 2».

Суть документа в том, что ограничения, вводимые Газовой директивой ЕС, будут привязаны не к дате завершения строительства, а к срокам принятия инвестиционного решения и финансирования по нему. В случае с «Северным потоком» этап финансирования завершился еще до изменения регулирования. Принятие Бундестагом ФРГ такого решения – позитивный сигнал, который означает деполитизацию проекта, признание его коммерческого характера и подчеркивает важность соблюдения прав инвесторов.

– На ваш взгляд, каковы перспективы продолжения транзита газа через Украину после запуска «Северного потока – 2»? Чем закончатся консультации с украинцами по транзиту?

– Это все будет зависеть прежде всего от украинской стороны и от позиции «Нафтогаза». Один момент – выполнение требований по переводу эксплуатации газотранспортной системы на нормы Третьего энергопакета. И едва ли не в большей степени камнем преткновения будет все-таки урегулирование арбитражных разбирательств, как тех, по которым уже были решения приняты, так и новых, которые сейчас появляются. Это противоречит здравому смыслу, чтобы компании, которые находятся в арбитражных разбирательствах, могли нормально, взаимовыгодно и долгосрочно сотрудничать с доверием друг к другу. Это просто невозможно. До тех пор пока эти вопросы не урегулированы, какие бы там условия ни создавались, у долгосрочного взаимодействия нет перспективы.

Чем все это закончится, пока непонятно. Степень неопределенности такая, что, если не будет политических решений со стороны руководства страны, у меня даже возникают сомнения в возможности продолжения отношений с украинской стороной после 1 января.

– Получат ли потенциальные инвесторы доступ к газотранспортной сети (ГТС) Украины?

– Ну, Украина это уже не разрешила. На стадии принятия законопроекта была исключена возможность доступа к ГТС третьих лиц. То есть это собственность только государственная, управлять может только государственная компания. Как на этих условиях третье лицо, инвестор, может вложить деньги в то, что ему не принадлежит? И как он может капитализировать эти вложения? Ведь оборудование там требует модернизации. А что такое модернизация чужой собственности? Ее проведение подразумевает, по сути, неотделимые улучшения, которые невозможно будет капитализировать, чтобы вернуть деньги. Украина сама себя лишила возможности привлечь инвесторов западных или других, чтобы модернизировать систему с целью повышения надежности, эффективности и обеспечения необходимых условий эксплуатации и транзита.

– На первый план в стратегии «Газпрома» начинают выходить поставки газа в Китай. Как вы оцениваете их перспективы?

– Они более чем перспективные с коммерческой и стратегической точки зрения. Во-первых, у нас есть для этого ресурсная база, отдельная от той, что обеспечивает поставки на экспорт в Европу, в европейскую часть России и на Урал. Единственный способ монетизировать огромные ресурсы – это поставить большие объемы газа в Китай. Только эта страна может взять такие объемы сырья. Это позволит компенсировать затраты на освоение крупнейших месторождений, создание добычной базы и газотранспортной системы, что позволит решить проблему газификации Сибири и Дальнего Востока. То есть в принципе складывается та же модель, что при поставках газа в Европу.

– А что насчет «Турецкого потока»? Реализуются ли планы по поставкам газа в Европу, которые были изначально, или ситуация изменилась?

– Со следующего года все объемы, которые идут сегодня через Украину и через Болгарию, мы будем поставлять в Турцию напрямую, причем с запасом. Турция тоже готовится к тому, чтобы брать у нас больше сырья. Наш газ будет по цене более предпочтительным, чем тот, что страна получает, например, в виде СПГ.

У меня нет сомнений, что объемы поставок газа будут расти по сравнению с тем, что Турция получает сегодня транзитом через Украину и Болгарию, потому что это будет дешевле, надежнее и безопаснее.

Что касается второй нитки «Турецкого потока», вы знаете, что решения приняты по строительству газопровода-продолжения через Болгарию. Есть уже инвесторы и сроки реализации проекта. Сербия и Венгрия тоже приняли все необходимые решения. Не позже конца следующего года появится физическая возможность обеспечения необходимых объемов транспорта газа через территорию этих трех стран.

Уже с начала следующего года можно будет поставлять газ реверсом по существующему газопроводу в Болгарию и Румынию, а до конца 2020-го – и в Молдавию.

– Насколько российский газ будет востребован в Европе, особенно на фоне того, что потребление этого сырья там, по некоторым оценкам, постоянно снижается?

– Мой прогноз, что спрос на газ в Европе в среднесрочной перспективе будет расти. Не так значительно, как раньше, но все равно будет расти. Это будет зависеть, конечно, от энергетической политики отдельных стран. Допустим, Польша может остаться на угле, который обеспечивает ей около 80% электроэнергии, причем на грязном угле. Ее энергетическая политика не связана с экологией, и страна вряд ли будет придерживаться Парижского соглашения.

В то же время позиция Германии – это отказ от угольной и атомной генерации. На фоне таких решений просто нет другого выбора, кроме как увеличить объем потребления газа. И в последние годы динамика спроса и потребления газа там положительная. Германия без нашего газа в среднесрочной перспективе просто не обойдется.

При этом в Европе увеличиваться будет спрос именно на импортный газ, потому что собственная добыча будет сокращаться, и в замещении европейской добычи где-то половину обеспечит российский газ. Если сейчас мы поставляем в Европу 200 миллиардов кубических метров, то будет не менее 240 миллиардов кубических метров. Также это будет зависеть от развития метановодородных, водородных технологий и технологий возобновляемого газа.

– Есть ощущение, что стратегически Россия скорее делает ставку на рост внешнего спроса на газ, чем на внутреннее потребление. Как вы считаете, верно ли это, и что необходимо сейчас развивать на внутреннем рынке в первую очередь?

– В разные годы в зависимости от уровня регулируемой цены поставка газа потребителям на внутреннем рынке для «Газпрома» была то прибыльна, то убыточна. Все это компания компенсирует за счет экспорта, где цена более адекватная. Там «Газпром» получает если не сверхприбыль, то хорошую норму рентабельности, которая компенсирует все издержки по добыче и транспортировке, и при этом государство имеет максимальный доход и субсидирование поставок на внутренний рынок.

Такие условия были искусственно созданы в интересах поддержки российской экономики, занижения цен на газ на внутреннем рынке и получения прибыли за счет экспорта. В этой модели, конечно, с точки зрения производителя газа более предпочтительным является экспорт сырья. Сейчас экономика немного другая, а было время, всего лет 10–15 назад, когда «Газпром», поставляя на экспорт четверть своего газа, получал три четверти выручки. С тех пор цены на внутреннем рынке несколько поднялись, на внешнем – несколько упали. Тем не менее экспорт обеспечивает примерно 60–70% выручки. При этом за границу идет всего чуть более 200 миллиардов кубических метров, а на внутренний рынок – где-то 290 миллиардов кубических метров.

Согласно последней версии проекта Энергостратегии-2035, несмотря на запланированный рост газификации в России до 82,9% в 2035 году и широкое распространение ГМТ (газомоторное топливо. – «НГ-Энергия»), потребление газа внутри страны вырастет в пределах 2,2–5,2%. В то же время экспорт газа имеет перспективы вырасти на 43% в 2035 году к 2018 году по нижнему сценарию, плюс 67% по верхнему сценарию.

Сегодня текущий и перспективный спрос и цены на газ на внутреннем рынке недостаточны для реализации задач инновационного развития, «модернизационного рывка», сформулированных в проекте Энергостратегии. Полагаю, будущее отрасли должно быть в значительной мере связано с увеличением экспорта, в том числе в виде СПГ, а также с либерализацией внутреннего рынка газа, расширением потребления внутри страны: дополнительными возможностями развития газопереработки, газохимии, гелиевой промышленности, ускорением темпов газификации, в том числе альтернативной, с применением СПГ, расширением применения газа в качестве моторного топлива.

– Вы – один из сторонников либерализации внутреннего рынка газа. Есть ли подвижки в этом направлении и не создаст ли это сложности в работе общего рынка ЕАЭС?

– Пока подвижек никаких, решений никаких не принимается. В то же время работа в этом направлении ведется на экспертном уровне, на уровне проработки концепции и подходов. Речь идет прежде всего о развитии межтопливной конкуренции в целом и потом уже о конкуренции газа с газом. Важно найти такую модель, которая будет способствовать этой либерализации с учетом специфики нашей газовой отрасли. 90% российского газа добывается в одном регионе – в Тюменской области, по сути, есть единый транспортный коридор. В этих условиях можно говорить только о внедрении инструментов конкуренции, допустим, на входе газопровода – за мощность и на выходе – за потребителя. То есть система «вход-выход». Возможно развитие биржевой торговли, повышение доступности для производителей и потребителей, предоставление им возможности продажи и покупки объемов газа, как физических, так и виртуальных, фьючерсные контракты.

Можно и нужно развивать инструменты рыночной торговли в условиях межтопливной конкуренции, но для этого надо сменить подходы и систему образования регулируемых цен. Наше предложение – чтобы для промышленных потребителей мы потихонечку цены отпускали. Предельная стоимость того же природного газа должна равняться в нашей стране на стоимость калорий энергетического угля. Таким образом, мы будем давать поле для этой либерализации, чтобы стоимость газа для конечного потребителя формировалась за счет межтопливной конкуренции с углем и конкуренции газа с газом между производителями с учетом стоимости доставки до конечного потребителя. Почему именно с углем? Сегодня тепловая энергетика в стране потребляет более 150 миллиардов кубических метров, около трети от всего потребления, и вытесняет именно уголь.

Если все это сделать, будут развиваться элементы рынка, которые будут способствовать формированию адекватной стоимости газа в каждом конкретном регионе по отношению к конкретным потребителям в зависимости от объема потребления, наличия альтернативных, в том числе местных, энергоресурсов, развития ВИЭ (возобновляемых источников энергии. – «НГ-Энергия») и так далее.

Можно говорить о развитии инструментов рыночной торговли, но нельзя говорить о полной либерализации. Это просто невозможно. Как пример, в принципе газовая инфраструктура соответствует полностью электроэнергетической инфраструктуре. Но в электроэнергетике у нас больше тысячи электростанций, и они максимально приближены к центрам потребления. Мы же не смогли до сих пор создать либерализованный розничный рынок электроэнергии, да и оптовый работает несовершенно.

Между тем газ у нас, как я уже говорил, фактически весь добывается в одном месте. Вот представьте, в электроэнергетике была бы одна мощная электростанция где-нибудь за полярным кругом и оттуда бы электроэнергия, как по артериями, шла до потребителей. Можно было бы в этих условиях, когда, по сути, один производитель, одна транспортная система и распределительная сеть вообще, говорить о каком-то рынке электроэнергии? Стоит сопоставить, и сразу понимаешь, что это утопия.

– Каким вы видите будущее газовой отрасли России? Достаточно ли она готова к вызовам энергетического перехода?

– Дело в том, что именно газ как топливо как раз и является инструментом этого энергетического перехода. При сокращении потребления нефти переходным топливом будет газ, потом метановодородные и водородные технологии, и только потом чисто водородные, ядерные и возобновляемые источники энергии, а в перспективе и термоядерный синтез. До этого пройдет еще 30–40 лет, не меньше. И только Россия может предложить миру и нужные объемы, и адекватные цены, и надежность поставок голубого топлива, и метановодородные технологии, развитием которых «Газпром» активно занимается, а также ядерные и термоядерные.

Автор: Кирилл Астахов

http://www.ng.ru/ng_energiya/2019-12-09/11_7747_gas.html

***

Приложение. Российско-украинское соглашение по газу или взгляд жабы на три миллиарда

О каком-либо поражении России или Газпрома говорить оснований нет вообще. Тем более в истерично-паническом стиле. Обычный рабочий момент. Как говорится, вышло хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем могло бы быть.

Хотя стороны пришли к соглашению еще неделю назад, активные споры на тему, кто виноват и что делать, продолжаются по сей день. Особенно российские критики активизировались после официального подтверждения перечисления Газпромом украинскому «Нафтагазу» почти трех миллиардов долларов штрафа. За эту победу глава «Нафтагаза» Андрей Коболев и его зам Юрий Витренко на двоих получили 25,6 млн долларов премии. В то время как всепропальщики массово сокрушаются очередным поражением России, вгрохавшей впустую 20 млрд долларов в трубу в обход Украины. Да еще и прогнувшейся как на штраф, так и на продолжение транзита еще на пять лет.

Впрочем, плакальщики, как обычно, не слишком дружат с цифрами, еще меньше — с логикой и совсем не учитывают окружающей нас объективной реальности. Так что стоит рассмотреть вопрос подробно и начать это дело с той самой пресловутой жабы.

История со штрафом является оборотной стороной принципа «бери или плати», обязывавшего заказчика оплачивать закупку даже в случае отказа от физического получения газа. Инфраструктура газопроводов является слишком сложной и дорогой системой, чтобы оперировать ею было можно на манер мелкорозничной торговли картошкой на базаре. Пока прокачка росла, таблица умножения играла в пользу Газпрома. Но когда спрос на газ из-за ряда причин в Европе упал, эта же таблица оказалась ему в минус.

Из-за падения спроса у клиентов, завязанных на украинскую трубу, Газпром оказался вынужден снизить и объем прокачки газа ниже уровня, оговоренного в контракте с Украиной. Что и стало основанием для иска в арбитраж. Почему Стокгольмский? Потому что в 2009 году в объективность и непредвзятость европейской арбитражной системы, столпами которой являются лондонский и стокгольмский суды, еще было принято верить. К тому же без подобного условия тогда, да и сейчас, крупные контракты не заключаются: международный арбитраж — пока еще норма ведения мирового бизнеса.

В общем, сокращение объемов транзита привело к потере Украиной 4,63 млрд долларов транзитного дохода. Киев сумел доказать в Стокгольме обоснованность цифры. После взаимозачетов разных долгов и встречных обязательств как раз и получилась «чистая» сумма штрафа в 2,56 млрд, за счет процентной пени выросшая до 2,918 млрд долларов. Именно ее, в конечном счете, Газпром и заплатил. Что важно, не из государственного, а строго из собственного корпоративного бюджета. Причем деньги на это компанией были депонированы еще в 2018 году. То есть выплата считалась неизбежной еще тогда, а вся дальнейшая игра российской стороны велась за качество. В смысле — за получение лучших внешних условий, чем на тот момент существовавшие.

Например, заплати мы тогда сразу, это бы только стимулировало Киев начать искать основания для новых претензий. Ведь один раз же сработало! Тогда как сейчас Киев связан условиями соглашения, а Евросоюз выступает официальным гарантом их соблюдения. Так что эти деньги в любом случае являются обычными рисками ведения бизнеса, постоянно только выигрывать в котором можно лишь в плохом кино. В реальной жизни — где-то плюс, где-то минус, главное, чтобы итоговый баланс вышел положительным. Вот его и следует рассмотреть внимательно.

У России традиционно существовало три уязвимости. Во-первых, дефицит экспортных логистических мощностей. Откровенно говоря, мы еще с советских времен заметно отставали от роста объемов рыночного спроса. Во-вторых, из-за распада СССР все трубопроводы стали транзитными — то есть находящимися на территории лимитрофов. Причем задача сохранения нормальных рабочих отношений с правительствами транзитных стран стала только нашей проблемой. В-третьих, в любых спорных вопросах Европа занимала всегда антироссийскую позицию. В том числе, когда это шло явно ей самой во вред.

В этих условиях России требовалось строить обходные газовые ветки при абсолютно любом раскладе в развитии событий вокруг Украины. Это было понятно еще в 2013 году, когда варианты расширения «Северного потока» только оценочно прикидывались. Из-за самостийности Украины как транзитера она формально имела возможность устанавливать абсолютно любую стоимость прокачки по своей территории. Мы могли лишь тем или иным образом пытаться киевские хотелки усмирять, но все равно получали 28,7 евро за тысячу кубометров от России до Словакии, при стоимости через балтийский газопровод в 20,7 евро. В общем, полная разница цены доставки на каждые 28 млрд кубометров в год составляла порядка 162 млн евро.

Пользуясь фактически монопольным положением, Киев намеревался принудить Газпром подписать новый десятилетний контракт по транзитной ставке в 1,8−3,2 раза (в зависимости от объемов) выше текущей. Что на примерно 90 млрд кубов годового объема приводило к росту дополнительных транспортных издержек на 874 млн евро в год минимум. Так что без обходного маршрута, даже ценой в 20 млрд долларов, Москва уже не могла обойтись по-любому. С учетом того, сколько мы сейчас будем платить по транзитному договору с Украиной, выигрыш Газпрома составляет не менее 600 млн — 1 млрд долларов в год, даже с учетом расчета цен по хабу NCG.

Бонусом к этому Россия получила гарантию нахождения расценок за украинский транзит в рамках аналогичных ставок по другим «европейским» газопроводам, которых больше семи, в том числе считая «Северный поток». И следить за этим теперь должен не Газпром, а сам европейский регулятор. Вторым бонусом является официальное закрепление европейского принципа распределение ответственности. Теперь любые претензии по объемам, ценам и прочим деньгам, Киев может предъявлять исключительно собственному сертифицированному оператору — компании ООО «Оператор ГТС Украины», что исключает возможность повторения «стокгольмского варианта» в будущем. Учитывая размеры цифр, это важное достижение.

Что касается объемов якобы пятилетней кабалы, то простой математический расчет показывает, что при нынешнем уровне спроса на газ в ЕС, за минусом Южного и Северного потоков (включая все их ветки со всеми номерами) дефицит транспортных мощностей РФ составляет порядка 30 млрд кубов в год, плюс-минус. Нравится это кому или нет, но пока такова реальность.

Как объективно неизбежна необходимость резервирования 60 млрд кубов на 2020 год из-за сдвига сроков сдачи в строй СП-2. Что его достроят максимум к концу лета 2020 года, сомнений не вызывает.

В переводе на русский это означает, что по собственному желанию Газпром полностью прекращать транзит через Украину и не собирался. Речь шла лишь о заключении следующего контракта на адекватных коммерческих условиях. Плюс, это тоже важно, добившись от Москвы «сохранения транзита через Украину», Евросоюз фактически гарантировал расширение сбыта российского газа со 190 до фактически 230 млрд кубометров в год.

Последнее особенно интересно с учетом перспективы затоваривания европейского рынка, стало быть, и ожидающегося падения цен. В текущей конфигурации обязательств слабым звеном неизбежно окажется СПГ из США. Что не может не радовать, так как у нас резерв по цене такую ситуацию пережить с прибылью вполне позволяет.

Остается последний панический аргумент про якобы сильно дешевый, якобы почти себе в убыток, российский газ для Украины. Мол, Москва в панике пообещала Киеву 25% скидки от текущей цены, что даже с учетом условия цена европейского хаба NCG минус транспортировка даст Украине газ по менее чем 100 долларов за тысячу кубов, то есть дешевле, чем он достается Белоруссии.

Однако в действительности, в отличие от хотелок некоторых не совсем добросовестных экспертов, дело обстоит сильно иначе. Во-первых, 25% называлось не от нынешней цены газа от Газпрома, а от тех цен (214−239 долл за тыс. куб. м), которые у Украины выходили в результате виртуального транзита. То есть про все те же 160 долларов, как продавать газ в Европе у «Газпрома» получалось «в среднем по Европе» в текущем году. К тому же это было только предложение, Киевом проигнорированное. По условиям достигнутого соглашения, цена для Украины теперь формируется на основе котировки хаба NCG без какой-либо скидки за транзит. А там цифры колеблются в коридоре между 147 и 177 долларов за тысячу кубов. Так что, как ни крути, а дешевле, чем Минску, ну никак не получится. Хотя дешевле, чем выходило раньше, действительно выйдет. Но это же не мы заставляли украинские власти брать российский газ не у нас напрямую, а из принципа через третьи руки в Европе с переплатой.

Иными словами, о каком-либо поражении России или Газпрома говорить тут оснований нет вообще. Тем более в истерично-паническом стиле. Обычный рабочий момент. Как говорится, вышло хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем могло бы быть. Только если раньше Европа вместе с США строительство российских «потоков» стремилась тормозить, то теперь она же начинает их от американских поползновений защищать. Не сказать, чтобы так уже сходу эффективно, однако это все равно уже большой прогресс в разрушении сплоченности коллективного Запада. Что радует, естественно, не всех, включая и некоторых доморощенных «экспертов», вдруг резко ставших и экспертами по «газовому транзиту». Учите матчасть, товарищи, учите матчасть.

Автор: Александр Запольскис

https://regnum.ru/news/economy/2820504.html