К итогам Мюнхена: сменится ли модель глобального мироустройства?

Information
[-]

Сможет ли ООН заменить собой теневые институты западного проекта

Сможет ли ООН заменить собой теневые институты западного проекта, ширмой которых она, если называть вещи своими именами, изначально планировалась? Пока – нет, но любой путь начинается с первого шага. Когда в мире существует единственный проект глобальной интеграции, выполненный на вполне определенных условиях вполне определенного доминирования – это диктат монополии. А когда у этой монополии появляется альтернатива, то это – уже конкуренция.

Очень интересной и разительно отличающейся от предыдущих лет выдалась в этом году Мюнхенская международная конференция по безопасности. Прежде всего, следует констатировать, что большинство участников со скрытым сарказмом, видимо, восприняли тему «Мир без Запада», которая организаторами расшифровывалась похожей на абракадабру формулировкой «Становится меньше Запада в мире и внутри самого Запада».

Отметим при этом, что тема «ухода Запада» в контексте формирования «многополярного мира» разминается уже давно. Год назад темой Мюнхена стал «Большой пазл: кто подберет части?», а еще годом ранее — «Постправда, пост-Запад, постпорядок». Лицемерие подобной постановки вопроса заключается в том, что подобный поворот, и именно в эти сроки, «прогнозировался» еще Бжезинским в «Великой шахматной доске», появившейся, напомним, в 1997 году, то есть четверть века назад. Имеет смысл освежить это в памяти. Итак:

  • «В краткосрочной перспективе (пять или около пяти лет) Америка заинтересована сохранить и укрепить существующий геополитический плюрализм на карте Евразии. …Предотвращение враждебной коалиции, тем более — государства, способного бросить вызов.
  • В среднесрочной перспективе (до 20-ти лет) упомянутое должно постепенно уступить место… появлению все более важных и в стратегическом плане совместимых партнеров, которые под руководством Америки могли бы помочь в создании трансъевразийской системы безопасности, объединяющей большое число стран.
  • В долгосрочной перспективе (свыше 20-ти лет) все вышесказанное должно постепенно привести к образованию мирового центра по-настоящему совместной политической ответственности».

О «многополярном» мире, как о том, что уже на пороге, заговорили примерно пять лет назад, по Бжезинскому, на излете «среднесрочной перспективы». И именно в том контексте, в котором он и предлагал: «…Геополитический плюрализм — не самоцель, а средство решения среднесрочной задачи». То есть под видом многополярности консолидировать вассалов Америки, поднимая их в собственных глазах до уровня «субъектов многополярности», в контролируемую и управляемую на самом деле той же Америкой систему безопасности в Евразии. И поскольку США не являются евразийской державой, постольку эта система по отношению к Евразии носит характер внешнего управления, а точнее — копирует хорошо знакомую британскую модель «блестящей изоляции» или манипуляции континентальными противоречиями. «У Англии нет постоянных друзей и врагов, у Англии есть постоянные интересы» — по принципу «разделяй и властвуй». Помните эту классику от премьер-министра Генри Пальмерстона, читатель?

Нынешний Мюнхен показал две вещи:

Первая: реализация плана, который озвучил тогда Бжезинский, в настоящее время находится на этапе перехода от «среднесрочной» к «долгосрочной» перспективе. С точки зрения западных элит, настала пора конвертировать американское и в целом западное лидерство из публичной сферы в теневую, замаскировав его под «мировой центр совместной ответственности». Бжезинский, когда писал свою «Доску», не импровизировал, а изначально ставил предъявленный план на прочный институциональный фундамент «трехстороннего» процесса, который олицетворялся Трехсторонней комиссией — объединением элит трех «мировых регионов», которую сам и создавал в качестве первого директора под председательством (точнее, президентством) Дэвида Рокфеллера. Предполагалось, что три региона — Северная Америка, Западная Европа и Япония — будут расширяться за счет раздела СССР. С включением его европейской части в расширенный «европейский регион», который к моменту написания книжки уже распространился на бывшее советское восточно-европейское стратегическое предполье, а азиатской части нашей страны — в блок АТР, который появился несколькими годами позже. Нужно ли говорить, что роль локомотива азиатского сектора трехсторонней интеграции отводилась Японии. Ибо подъем Китая — от воссоединения с Гонконгом и Макао до выхода на западные рынки — в те годы осуществлялся под жестким контролем США и Запада, и первый самостоятельный шаг Пекином был осуществлен только в период кризиса 2008 — 2009 годов. Тогда он сначала отказался от американской формулы G2 («большой двойки»), а затем вместе с Россией пресек долларовый дефолт, который запускал бы проект глобального переформатирования.

Вторая вещь, составляющая суть прошедшего Мюнхена. На этапе перехода от «среднесрочной» части проекта к «долгоиграющей», в западных концептуальных кругах все более явственно осознали, что никакого проамериканского «мирового центра» не будет. И что ни Россию разрушить не удалось, чтобы привести европейский и азиатский блоки «трехстороннего» процесса в окончательный вид, ни Китай удержать под контролем не получилось тоже. Отражением именно этого понимания и стал испущенный в канун Мюнхена шефом Пентагона Марком Эспером «вопль Кисы Воробьянинова» о «ревизионистских державах» — России и Китае, которые «пытаются перестроить мировой порядок под себя, нарушая суверенитет соседей». Вкупе с призывом к европейцам «готовиться к конфликтам высокой интенсивности». На что Москва и Пекин резонно возразили, что «правила игры меняют, не желая считаться с современными реалиями, напротив, как раз в Вашингтоне».

Как говорил классик, «по форме все верно, по существу — издевательство». «Бжезинская» формула «мирового центра совместной ответственности» с самого начала являлась камуфляжем фактической однополярности, во главу которой ставились уже не США, как государство, а теневые центры власти, которые, «приХватизировав» американскую государственность, открыто бы действовали от ее имени в корпоративных и частных интересах. То есть то самое «глубинное государство», существование которого сегодня общепризнанно и является «секретом Полишинеля». Формально приняв эту формулировку, Россия и Китай до поры до времени не спешили публично распространяться о том, что вкладывают в «многополярность» совсем иное, альтернативное содержание. Хотя бы потому, что подлинный многополярный мир — это не единая система институтов, а столько самостоятельных, конкурирующих друг с другом институциональных систем, сколько полюсов. И за счет наличия собственных институтов, обеспечивающих функционирование валютных, торговых и финансовых систем, а также собственных технологий, включая военные, каждый такой полюс в состоянии противостоять не только любому другому, но и коалиции всех остальных. Нынешняя же мировая модель с ее завязками на МВФ, ВТО, «двадцатку», а еще Совет Европы и ОБСЕ — это тот самый «мировой центр». И в нем нет абсолютно ничего «многополярного».

Здесь напрашивается маленькое отступление. Предложенная президентом России Владимиром Путиным встреча лидеров пяти стран, являющихся постоянными членами Совета Безопасности ООН, — не пропаганда ли такого «мирового центра»? Нет! Ибо речь идет о государствах, а не о теневых элитарных институтах. И потом, это — ни что иное, как своеобразный троллинг Запада — не случайно Китай с Францией сразу же согласились, а англосаксы, как и в случае с кризисом 2008 — 2009 годов, — задумались.

Поэтому маски согласия с мифологемой «мирового центра» — Москвой и Пекином — сбрасывались постепенно. В видимую фазу этот процесс вошел с созданием первых альтернативных институтов — ШОС, Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), Нового банка развития (НБР) БРИКС. Именно ШОС, в частности, пускает ко дну выстроенный против нее американский проект «Индо-Тихоокеанского партнерства» (ИТР), по сути, «восточного НАТО», предоставив Индии возможность лавировать между «трехсторонним» и евразийским «континентальным» процессами. Чем в Дели с радостью и воспользовались.

Запад оказался пойманным в «полупозишн». С одной стороны, машина «мирового глубинного центра» набрала ход и инерцию. Ее трудно остановить, даже осознав, что она движется в пропасть. С другой стороны, с помощью факторов Дональда Трампа и Brexit ее все-таки попытались затормозить и отыграть назад, в исходное положение кануна реализации «среднесрочной» перспективы. Чтобы устранить системный сбой, России устроили череду санкций, а Китаю — торговую войну. Расчеты «глубинных» элит не оправдываются и здесь. С Пекином Трампу пришлось договариваться. По крайней мере, ради успеха на выборах и еще — чтобы спрятать от общественности позорную капитуляцию перед Пхеньяном, где получилось так, что не Трамп использовал Ким Чен Ына, а Ким — Трампа. Показав тем самым мировому сообществу весь неприглядный цинизм американских внешнеполитических подходов. Что касается Москвы, то проникновенный спич, произнесенный в Мюнхене Эммануэлем Макроном, как раз и отражает всю глубину европейской и в целом западной дезориентации. Американская политика загнана в «ножницы». С одной стороны, европейским сателлитам по НАТО нельзя давать повода усомниться в непоколебимости «гегемона»; отсюда и натянутый мюнхенский оптимизм Майкла Помпео — не может же он прямо и публично сообщить, что «трехсторонний» процесс остановлен на «перезагрузку», тем более, что так уж открыто он никогда и не анонсировался. Хотя и не опровергался. Поэтому: «Европе не о чем беспокоиться, пока Америка прокладывает для нее курс». И «американцы от мирового лидерства не отказывались, и Европу никуда не отталкивали». С другой стороны, уж кому-кому, а Макрону, этому «птенцу гнезда Ротшильдов», хорошо известно: не «что-то», а многое «пошло не так», и если англосаксы принялись дистанцироваться от Европы, отступая из нее за Ла-Манш, то «дело пахнет керосином». Уже проходили — в 1914 и в 1939 годах. А тут еще и апрельские учения НАТО, которые проводятся на территориях противопоставленных «старой Европе» восточно-европейских марионеток США… Какой «сюрприз», за который придется отдуваться европейцам, готовят «эти янки»? Пообещал же Помпео очередной крупный транш на польско-американский проект «Трех морей»…

Двух мнений быть не может: ритуально антироссийская часть макроновского выступления не была в нем главной. К главному — необходимости диалога с Россией во избежание худшего, чтобы, сложив все яйца в одну корзину, не оказаться списанным на заклание, французский президент перешел, исполнив эту «обязательную программу». «Политика на российском направлении не трансатлантическая политика, а своя, европейская», — так прозвучал главный месседж, адресованный Парижем Москве. Ответ прозвучал из уст заместителя главы МИД Александра Грушко.

Три условия:

  • изменение политики ЕС: пересмотр пяти принципов бывшего «международного» спецпредставителя Федерики Могерини, охарактеризованных как «невнятные» (добавим от себя, что в нижеприведенной справке по этим принципам Россию не может больше всего не «вдохновлять» последний);

ДЛЯ СПРАВКИ — принципы Могерини: 1) Выполнение условий соглашения «Минск-2» по Украине; 2) Укрепление отношений со странами «Восточного партнерства» и странами Центральной Азии; 3) Усиление устойчивости ЕС, в том числе снижение зависимости от России в энергетической сфере; 4) Восстановление сотрудничества с Россией по «некоторым избранным направлениям», например по Ирану или проблеме КНДР; 5) Поддержка развития гражданского общества в России и «поддержка контактов между людьми и обмен».

  • коррекция политики НАТО: перестать «сдерживать» и восстановить прежние форматы сотрудничества. То есть, грубо говоря, никаких провокационных учений и всякого прочего, аналогичного;
  • самими европейским лидерам — поменьше марионеточной зависимости от США и больше самостоятельности.

Будем реалистами. Можно ли добиться всего этого от Европы в нынешних условиях, когда она лишена суверенитета? Нет, нельзя! Если, конечно, не следовать конспирологическим и просто маргинальным бредням о неизбежности скорого распада США и объединения России на этой волне с Европой. И хотя сторонники этих идей в российской элите сохранились и после относительно недавнего ухода из жизни главного их носителя, чувство реальности побуждает прочесть российский ответ Макрону несколько иначе: скажем, как приглашение к более конструктивной позиции в «нормандском формате», новая встреча в котором, вроде бы запланированная на апрель, по словам главы МИД Сергея Лаврова, пока не просматривается ввиду «отсутствия прогресса в выполнении решений «нормандского саммита» в Париже». Презентованные Вольфгангом Ишингером, раскритикованные официальным Киевом и сборищем бывших американских послов на Украине, «12 шагов», которые то снимались с сайта мюнхенской конференции, то вновь на нем появлялись, — не являются ли основой для такого прогресса? Особенно в свете того внимания, которого в Мюнхене удостоился украинский президент Владимир Зеленский? Вот и сообщество записных киевских политологов на эту тему, судя по следам в Интернете, слишком сильно и слишком показательно «перевозбудилось»…

Так что у нас там получается с пресловутой «трехсторонностью»? Полное ее переформатирование, вот что. На место связки Северной Америки с Европой и АТР под японским лидерством (или в приказывающем долго жить формате ИТР) приходит осознание того, о чем автору этих строк приходится напоминать уже давно. Основополагающей системной конструкцией в современном мире все более становится «глобальный треугольник» другого состава и содержания: США (во главе Запада) — Россия — Китай, и в этом треугольнике уязвимой, слабой стороной, эдаким потенциальным пораженцем, выступает та, против которой объединились двое остальных. В 70-е и 80-е годы такой стороной оказался Советский Союз. Результат хорошо известен. А сейчас?

Большая и непреходящая заслуга нынешнего Мюнхена в том, что стратагема треугольника принята и проговорена официально и публично. Осознание собственных заблуждений перед реальностью — первый шаг к их исправлению.

В чем ограниченность «треугольной» конфигурации, и чем она пока уступает «трехсторонней»? В отсутствии у нее институциональной основы, которой в «трехстороннем» проекте является Трехсторонняя комиссия, которая тоже не сама по себе возникла, а увенчала целую систему институтов, формировавшуюся через две мировые войны на протяжении трех четвертей XX столетия. Не этот ли концептуальный вакуум призвана компенсировать упомянутая инициатива Путина о встрече «пятерки» Совбеза ООН? Сможет ли ООН заменить собой теневые институты западного проекта, ширмой которых она, если называть вещи своими именами, изначально планировалась? (СССР ведь именно поэтому не горел особым желанием в ней участвовать и согласился в той части, которая, давая право вето, не ограничивала тем самым национальных интересов). Пока — нет, но любой путь начинается с первого шага. Когда в мире существует единственный проект глобальной интеграции, выполненный на вполне определенных условиях вполне определенного доминирования — это диктат монополии. А когда у этой монополии появляется альтернатива, то это — уже конкуренция. Здесь, правда, нужно обойти «подводные камни», связанные с проектами реформирования Совета Безопасности, способными выхолостить и утопить любую альтернативу, в короткие сроки вернув ее к прежнему знаменателю западного доминирования. Но предупрежден — значит, вооружен.

Спасибо Мюнхену-2020, что он эту конкурентную коллизию высветил и обозначил, переведя концептуальную дискуссию о будущем мира из теневой, закулисной, в публичную сферу. С субъективной точки зрения это нужно было сделать давно, но объективные условия созрели только сейчас. Однако приветствуя такой поворот событий, нам в России нельзя не понимать, что крепнущий альянс с Китаем предъявляет определенные требования, продиктованные как идеологической, так и социальной спецификой формирующейся альтернативы, за которой будущее. Западные угрозы, квинтэссенцией которых в Мюнхене стали американские камлания об «огромном риске для идеологии (!) Запада», который представляют собой «действия китайской Компартии», глава МИД КНР Ван И парировал тем, что Китай никогда не пойдет на копирование западной модели и не будет ни вмешиваться в дела малых государств, ни обставлять их поддержку никакими дополнительными условиями.

И это — очень интересная и важная тема, в известной мере раскрывающая содержание системной альтернативы «трехстороннему» проекту, продвинутому Бжезинским в «Великой шахматной доске». К этому вопросу, а также к месту России в новых тенденциях, обозначенных Мюнхенской конференцией, мы в ближайшее время еще вернемся.

Источник: https://regnum.ru/news/polit/2862221.html

***

Углубит ли Китай мюнхенский надлом Запада?

Иррациональная уверенность в непреходящей глобально-исторической миссии Запада, продиктованная культурой и традицией доминирования и господства над компромиссом и консенсусом в Мюнхене всего лишь дала трещину. Но подобно поражению нацистского вермахта под Москвой, это не только развеяло миф о непобедимости Запада, но и породило сомнения в достоверности этого мифа в собственной среде. Это называется надломом, вне зависимости от того, осознается он или нет. Последствия – будут.

Перелом в сознании западных политиков, который зафиксировала 56-я Мюнхенская международная конференция по безопасности, заключается в осмыслении, наконец, современной роли Китая и в признании, что основу расстановки сил в мире составляет треугольник США — Россия — Китай. Именно в таком порядке расставил мировые державы на днях один влиятельный американский адмирал, добавив к этому, что больше держав в мире нет, и за пределами этого списка рассматривать некого. Уже приходилось отмечать, что это ставит под большой вопрос всю послевоенную картину мира и планы становления «нового мирового порядка» в том виде, в котором они были сформулированы западными стратегами. А именно: переход к трехблоковой модели, разделенной под консолидированным глобальным управлением на три региона. Один регион Западный (Северная Америка, в перспективе с Латинской), другой — Центральный (Европа + Ближний и Средний Восток и в перспективе же — Африка), третий — АТР.

Что означает крах этой модели с точки зрения геополитических перспектив для мира и для России? Первое: возможное снятие с повестки вопроса о разделе нашей страны между Центральным и Восточным регионами. Второе: существенное расширение возможностей постсоветской интеграции — выход из стратегической обороны побуждает нас к геополитическому контрнаступлению. Третье: неизбежное при развитии этой тенденции обособление коллективного Запада в пределах собственного цивилизационного ареала. То есть выход США и НАТО из глобалистской фазы развития и прекращение безудержной западной экспансии, которой характеризовалось тридцатилетие, прошедшее после распада СССР. И четвертое: «смена караула» на Дальнем Востоке. Доминирующее место в АТР, которое «трехсторонним» планом отводилось Японии, со всей очевидностью отходит Китаю; именно этим объясняются наметившиеся подвижки в урегулировании территориальных споров КНР в Южно-Китайском море (ЮКМ) с Вьетнамом и Филиппинами, а также общее сближение с АСЕАН, в который эти две страны входят. Всё более очевидной становится прозорливость Пекина и Москвы в выстраивании отношений с Индией в направлении ее интеграции в ШОС. Если бы не это, то у американцев мог выгореть встречный план «восточной НАТО» в рамках так называемого «Индо-Тихоокеанского» региона с объединением Индии с Японией, Южной Кореей и Австралией. Но США опоздали: занялись этим проектом только в 2011 году, в то время как ШОС существует с 2001 года, а в 2002 году она получила геополитическое оформление в виде соответствующей установочной Хартии. Против американцев играет и фиаско в переговорном процессе с КНДР; эта тема пока замалчивается из-за президентской кампании в США, но после выборов она встанет в полный рост. Отражением замешательства западных элит служит усиление режима секретности в деятельности теневых глобалистских институтов. 2019 год оказался первым, когда не раскрыли не только содержания, но даже вопросов повестки годового заседания Трехсторонней комиссии. Кроме того, в прошедшем году нигде, кроме североамериканского региона, не состоялись обычно проходящие в ноябре региональные заседания. Нет информации и о ежегодном заседании 2020 года — где и когда оно пройдет; обычно это происходит в марте-апреле, но в 2019 году саммит в Париже прошел в середине июня. Еще одна новация: появление в Трехсторонней комиссии исполнительного комитета (ИК), в который входят 65 членов, но почему-то представлен председатель только одной из трех региональных групп — европейской (Жан-Клод Трише). Две остальные группы — североамериканская и азиатско-тихоокеанская — делегировали в состав ИК бывших, ныне почетных председателей (Джозеф Най-мл. и Ясухико Хасегава).

Следует подчеркнуть, что основное внимание Китаю на конференции в Мюнхене было показательно уделено не европейскими, а именно американскими участниками. Это объяснимо: стремительный рост КНР и раньше вызывал в Вашингтоне вопросы, а затем и раздражение. Но похоже, что только сейчас американские стратеги в полной мере осознали не гипотетический, а уже состоявшийся выход Китая на новый рубеж, обозначающий принадлежность к высшей элите мировой политики. Признания главы Пентагона Марка Эспера, который в преддверии конференции привлек внимание к «ревизионизму» Китая и России, которые, по его словам, намерены поменять мировой порядок, а также Майкла Помпео, усмотревшего в действиях КПК «огромный риск для западной идеологии», о многом говорят. И главное, они свидетельствуют, что от осознания собственной уязвимости в США пока не пришли к поиску ответа на то, что они считают российско-китайским вызовом. Потому что все концептуальные документы Белого дома и Пентагона, включая Стратегию национальной безопасности в последней редакции 2017 года, где сформулирован тезис о «ревизионизме», рассчитаны на предотвращение евразийской альтернативы американскому доминированию. И наработок в сфере реакции на факт появления такой альтернативы, похоже, либо нет, либо они еще очень далеки от готовности, что дает нашим странам фору. Возвращаясь к теме «трехстороннего» процесса, отметим, что из 65 членов упомянутого исполкома только один представляет Китай, и то является бывшим вице-президентом Народного института международных отношений; из России в ИК не взяли никого. В том числе из отиравшихся на заседаниях Трехсторонней комиссии докладчиками и «экспертами» по нашей стране либералов — Кудрина, Мау, Юргенса, Явлинского. Это ли не доказательство, что своего будущего с «трехсторонним» процессом ни в Москве, ни в Пекине не связывают, а западные закоперщики этого процесса «по достоинству» оценивают уровень импотенции в его продвижении представителей либерального лобби.

Учитывая при этом, что Россия, по Эммануэлю Макрону, «находится в каждом кризисе», а Китай в глобальную проблематику стремительно погружается, не уставая подчеркивать важность «справедливого» глобального управления, то есть не такого, как раньше, приведенная выше статистика говорит, что Москва и Пекин не интересуются отжившими институтами. И ищут пути к успеху на путях альтернативного институционального строительства, без которого подлинная альтернатива действительно невозможна. И в этой связи следует обратиться к выступлению на мюнхенской конференции главы китайской делегации, министра иностранных дел КНР Ван И, которое привлекло внимание очень многих мировых СМИ.

Первое, что важно. Отметив, что Китай это великая держава, история которой насчитывает пять тысяч лет, глава китайской дипломатии подчеркнул, что его подъем («модернизация») был неизбежен. Культурный, то есть цивилизационный код Китая, по его словам, исключает путь гегемонии, копирующий развитие Запада; китайская альтернатива — это социализм с китайской спецификой, который продемонстрировал эффективность и раскрыл перед страной широкие перспективы. Что здесь главное? Без сомнения, проектный подход: когда фактическим венцом многотысячелетней истории провозглашается социализм, основанный на марксизме-ленинизме, о чём говорят решения XIX съезда КПК, запустившего процесс реформ во власти — это о многом говорит. Во-первых, о связи с основанной на Великом Октябре советской традицией; в отличие от отечественных преемников ленинско-сталинского руководства РКП (б) — ВКП (б), китайские товарищи очень хорошо усвоили уроки, преподанные поздним В.И. Лениным, признавшим своеобразное отличие русской революции от стандартов западного марксизма и предсказавшего еще большее своеобразие социалистических революций на Востоке. Поэтому когда Помпео паникует в отношении политики КПК, противоречащей западной идеологии, следует понимать, что в американском понимании нынешние проблемы в отношениях с КНР из пресловутого спора «хозяйствующих субъектов» возвращаются к статусу идеологического противостояния США и СССР. И паника обусловлена осознаваемой реинкарнацией коммунизма, который было уже похоронили, а он воскрес, и борьба с ним рискует развиться по той же логике холодной войны, что и с нашей страной, но в несоизмеримо худших для Запада условиях. В отличие от позднего СССР, современный Китай на подъеме. А зависимость от него самой Америки не в пример выше, чем от Советского Союза, с которым у Вашингтона торговли как таковой не было.

Во-вторых, Ван И, пусть мягко, но обмолвился в Мюнхене о другой идеологеме КПК, вытекающей из социализма с китайской спецификой, — сообществе единой судьбы человечества. Соединив одно с другим, легко убедиться, что говорить о «единой судьбе» с теми, кому противостоишь, можно только в контексте либо собственной капитуляции, либо уже переделывания оппонентов — не своими руками, разумеется, но самой жизнью, которая требует неприемлемого для Запада согласия на равноправное сотрудничество. Провозглашая готовность к такому сотрудничеству, Китай не только очерчивает его принципы, которые США никогда не смогут принять, но и дает понять, что в Китае хорошо осознают эту коллизию, загоняющую Вашингтон в цугцванг. Отказаться от лидерства тот не может, ибо потеря такового с высокой степенью вероятности обнуляет сам западный проект, не имеющий никакой иной цели, кроме глобального доминирования на собственных условиях. С одной стороны, такое обложение флажками в условиях цугцванга чревато войной; с другой, расстановка китайских внешнеполитических приоритетов в Мюнхене ясно призывает США тридцать раз подумать, прежде чем выбрать в пользу войны в попытках вернуться на Олимп, а не согласиться с тихим угасанием.

О России, точнее, об отношениях с ней: «Китайская сторона будет и дальше углублять стратегическое взаимодействие с Россией, придерживаться стратегического руководства глав двух государств, всесторонне содействовать китайско-российским отношениям всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия в новую эпоху, придавать еще большую положительную энергию международной безопасности и стабильности, а также поддержанию стратегического баланса». В шести строчках слово «стратегический» упомянуто четырежды, в том числе трижды непосредственно в контексте двусторонних отношений и через призму защиты международной безопасности. Забегая вперед, к отношениям с США этот слово вообще употреблено не было. Вот этот абзац: «Китайская сторона продолжит вместе с США искать пути мирного сосуществования и взаимовыгодного сотрудничества». Китай надеется, что США «смогут относиться к развитию Китая с более открытым и терпимым настроем, соблюдать дух равноправия и взаимного уважения, контролировать и разрешать противоречия и разногласия между двумя сторонами, придерживаться координации деятельности, сотрудничества и стабильности, а также способствовать дальнейшему развитию китайско-американских отношений в правильном русле». Кто не забыл политическую риторику времен холодной войны, тому словосочетание «мирное сосуществование» о многом напомнит. Всё остальное — из серии «мы надеемся, что в Вашингтоне, наконец, поймут, что выхода никакого, наступят на горло своему гегемонизму и перестанут держаться за ускользающее лидерство». Именно такое «русло» двусторонних отношений в Пекине считают «правильным». Согласимся: когда это в действительности произойдет, до участия США или того, что от них останется, в «сообществе единой судьбы» на самом деле окажется не так далеко, как это выглядит сегодня.

А вот про Европу. «Китайская сторона будет всесторонне углублять сотрудничество с Европой, сосредотачивать внимание на повышении качества и уровня отношений между Китаем и ЕС, углублять экологическое и цифровое сотрудничество… Китайская сторона будет как и раньше поддерживать процесс европейской интеграции, продвижение Европы по пути сплоченности и самостоятельного укрепления, а также проявление ее еще более активной роли в многосторонних делах». Если коротко, то поскольку о стратегии опять-таки, как и в американском случае, ничего не говорится, то речь идет о выборе ЕС между продолжением ориентации на США и самостоятельностью. Ну так, а что ответил французскому президенту Эммануэлю Макрону на его спич о России в Мюнхене заместитель главы российского МИД Александр Грушко? Примерно то же самое, что с трибуны конференции произнес и Ван И. Кроме российско-китайской координации на европейском направлении, которая заполняет вакуум тупика в отношениях Москвы с Брюсселем, Китай посылает и такой месседж. Пока Европа не оторвется от США, она — объект, а не субъект, и разговаривать особо не о чем. И не с кем. Конкретика возникнет тогда, когда и если это произойдет. Нескоро? Ничего, у Китая зуда нет, он умеет ждать столетиями, но своего не упустит. Когда-то американские горе-стратеги разрабатывали против России и Китая стратегию «анаконды». Для каждого из нас свою, отдельную. Не возникает впечатления, что за что боролись — на то и напоролись? И сейчас геополитическая «анаконда» обволакивает уже американские интересы. Пока интересы.

Для Европы оселком выбора между Китаем и США в свете всего произошедшего за последние год-два выглядит вопрос о цифровом сотрудничестве. С дипломатического языка на человеческий это переводится как исключение Европой всех инспирированных американцами ограничений на распространение в Старом Свете китайских мобильных сетей поколения 5G. А это не что иное, как стык ЕС и США не только в экономической и технологической плоскостях, но и в военной, ибо американцы изначально ставили вопрос о 5G в контекст безопасности, апеллируя к союзническим обязательствам Европы по НАТО. А еще в политической, ибо конфликт с китайским IT-гигантом Huawei у Вашингтона не исчерпан, топ-менеджера компании Мэн Ваньчжоу продолжают по американскому запросу удерживать в Канаде. И если европейцы, несмотря на это, откроют Китаю свой рынок связи нового поколения, в США это будет воспринято как пощечина и удар в спину от сателлитов. И учитывая определенную натянутость отношений европейских лидеров с Дональдом Трампом, прочности позиций ни тем, ни другим это не прибавит.

Много внимания в своем выступлении Ван И уделил борьбе с коронавирусной пневмонией, подробно расписав эффективность мер, принятых китайским правительством, и заверив слушателей в близкой победе над инфекцией. Это, между прочим, тоже очень важный посыл. Имеет ли вспышка эпидемии внутреннее, естественное, или внешнее, искусственное, происхождение — эта тема в широком дискурсе не обсуждается, но в кулуарах присутствует, властям Поднебесной нужно продемонстрировать, что они — справляются. Пусть сторонники не волнуются, а оппоненты — не надеются. Да, признает шеф китайской дипломатии, удар по социально-экономическому развитию Китая эпидемией нанесен, но не такой, чтобы его затормозить, учитывая фактическую безразмерность потенциала экономики и набранные ею темпы и инерцию. Трудности — временные, контроль над эпидемиологической ситуацией установлен везде, кроме разве что «очаговой» провинции Хубэй. Не дождетесь! Китайский народ в истории переживал и не такие трудности, и все их успешно преодолевал, подчеркивает министр, и наших планов не остановят и не отменят никакие испытания. «После дождя всегда появляется радуга», и «сейчас наступает рассвет, заря алеет на горизонте». На отвыкших от поэтических метафор и аллегорий западных «прагматиков» это не могло не произвести соответствующего впечатления.

Суммируем. Запад очень долгое время делал вид, будто не отождествляет подъем Китая с коммунизмом и не видит в нём никакой угрозы даже не собственному доминированию, а самой западноцентричной организации мира. Многие годы западные элиты, демонстрируя показное самообладание, стояли на своем, настаивая, что «мировой порядок» Запада — это отлитый в граните «конец истории». Помпео — тот и в Мюнхене на эту тему хорохорился. Казалось, ничего не могло поколебать их в этой демонстрации собственной исторической правоты: «Иначе быть не может, потому что не может быть никогда!».

Эта иррациональная уверенность в непреходящей глобально-исторической миссии Запада, продиктованная культурой и традицией доминирования и господства над компромиссом и консенсусом — пока еще не рухнула; в Мюнхене она всего лишь дала первую трещину. Но сам этот факт, подобно поражению нацистского вермахта под Москвой, не только развеял миф о непобедимости Запада в глазах широкой мировой общественности, но и породил сомнения в достоверности этого мифа в собственной среде. Это называется надломом, вне зависимости от того, осознается он или нет. Последствия — будут. Когда и какие — увидим. Как решения, принятые в 1919 году в Версале, перечеркнул Великий Октябрь, как контрнаступление Красной Армии от стен столицы опрокинуло брицкриг, так и здесь, в двух шагах от вожделенного «конца истории», машина западной экспансии, похоже, начинает давать сбой, захлебываться и выдыхаться. Способна ли она найти еще одно, уже далеко не «второе дыхание»? Или России пора, наконец, начинать задумываться о собственном месте в будущем постзападном мире? Но это уже совсем другая история, связанная не с внешней, а с внутренней политикой. Что-то подсказывает, что развязка не за горами.

Источник: https://regnum.ru/news/polit/2865747.html


About the author
[-]

Author: Владимир Павленко

Source: regnum.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Date: 16.04.2020. Views: 53

zagluwka
advanced
Submit
Back to homepage
Beta