Социально-экономические проблемы стран Cредней Азии в условиях пандемии коронавирусной инфекции

***

Tуркмения: дракон просыпается. Кризис в Туркмении привел к дефициту, всплеску преступности и даже протестам

Кризис в стране привел к дефициту, всплеску преступности и даже протестам. Верхом цинизма для пострадавших от урагана стала новость о том, что Бердымухамедов планирует оказать помощь Узбекистану. При этом люди, копающиеся в мусорных баках и обходящие дома за милостыней, — это стало обыденным явлением даже для лощеного Ашхабада.

Эпидемия коронавируса и связанное с этим падение цен на нефть и газ привело к серьезному экономическому кризису в Туркменистане. Он усугубился сокращением импортных поставок из-за закрытия границ. Несмотря жесткий диктаторский режим, в стране уже начинаются робкие социальные протесты. Одновременно резко выросла преступность, на улицах стало больше попрошаек и людей, роющихся в мусорных баках. Корреспондент The Insider в Ашхабаде Садык Мурадов объясняет, как страна оказалась в такой тяжелой ситуации и почему ставка Бердымухамедова на производство хлопка может оставить Туркменистан без хлеба.

Ураган и его последствия

В конце апреля Туркменистан оказался под двойным ударом: мало того, что из-за эпидемии упали цены на энергоносители, так еще и на страну обрушился ураган и последовавшие за ним проливные дожди, которые нанесли серьёзный ущерб восточным областям страны — Марыйскому и Лебапскому велаятам. Было повреждено много жилых домов, произошло подтопление больших территорий, нанесен значительный ущерб посевам сельскохозяйственных культур. Не обошлось и без человеческих жертв.

На стихийное бедствие наложилась и другая беда — полная неготовность туркменских властей всех уровней к подобным вызовам. Несмотря на то, что оповещение о надвигающемся шторме было разослано в регионы заранее, никакого оповещения населения не произошло, дети оставались в школах и детских садах, а служащие на рабочих местах, что привело к человеческим жертвам от падавших деревьев и столбов связи. Но самое сильное возмущение в обществе вызвала неспособность местных властей оперативно наладить процесс устранения последствий ураганов. Власти находились если не в полном параличе, то в оцепенении — никаких навыков подобной работы у них нет, как нет и предписаний о том, как действовать в условиях чрезвычайных ситуаций. Ведь, как известно, никаких чрезвычайных ситуаций в Туркменистане нет и быть не может — это давно стало принципиальной позицией туркменских властей.

Основная работа по ликвидации последствий легла на самих граждан. И только когда речь зашла о восстановлении подачи электричества, откачке воды из подвалов и дворов домов, организации оперативной доставки продуктов питания, народ начал не просто роптать, но и выходить на улицы, где возникали стихийные собрания. Назвать их митингами в общепринятом понимании трудно, люди просто старались привлечь внимание властей, хорошо зная, что несанкционированных собраний граждан власти боятся еще больше, чем стихийных бедствий.

В итоге процесс восстановления инфраструктуры кое-как пошел, демонстрируя при этом не только убогость всего коммунального хозяйства, но и полное отсутствие какой бы то ни было технической оснащенности государственных органов и служб, предназначенных для ликвидации последствий ЧС. На каком-то этапе властям удалось привлечь к ликвидации последствий технику со строительных объектов иностранных и коммерческих фирм. Кстати, это далеко не первый случай. Так, к разбору завалов разрушенного дома вследствие взрыва бытового газа два года назад в Ашхабаде привлекалась спецтехника, принадлежащая французской строительной фирме «Буиг» (Bouygues). Даже в Ашхабаде необходимой техники и специалистов у департамента Минобороны по ликвидации ЧС не оказалось.

Многие почувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Особенно это ощущается в условиях патерналистского государства, когда власти декларируют полную ответственность за происходящее в стране и государстве. Фактически это стало очередным нарушением негласного общественного договора, когда лояльность населения, кроме тотальной слежки и выявления недовольных, обеспечивается минимальным набором благ. Но в последние годы власти сократили этот набор практически до нуля.

Особую нервозность и раздражение в обществе вызвали репортажи узбекского телевидения, передачи которого принимаются на сопредельных туркменских территориях. В них объективно рассказывалось не только о последствиях урагана и ливней, но и о визите в пострадавшие от того же катаклизма регионы Узбекистана президента Мирзиёева, а также об оперативных действиях узбекских властей по ликвидации последствий стихийного бедствия. И уж верхом цинизма для пострадавшего от урагана населения стала новость о том, что президент Бердымухамедов намерен в этой ситуации оказать помощь Узбекистану. Кроме того, СМИ регулярно сообщают о безвозмездной помощи Туркменистана другим странам в связи с пандемией коронавируса — например, Ирану, России и Афганистану.

Неумение вести диалог с обществом, кроме как через агитки, полное игнорирование и сокрытие любой информации о стихийном бедствии и его последствиях в государственных или контролируемых СМИ (а других просто не существует), привело к тому, что жители начали массово снимать на телефоны видео разрушений и отправлять за рубеж – родственникам, а также эмигрантским оппозиционным и правозащитным СМИ. Вот это уже вызвало настоящую ярость властей.

В пострадавшие регионы были откомандированы сотрудники министерства национальной безопасности, которые начали оперативную работу по поиску «народных журналистов». В ходе этой охоты было задержано несколько десятков человек. К настоящему времени уже прошли суды, кто-то сразу попал под амнистию, а кому-то еще предстоит пройти через очередное «чистилище». И это при том, что власти не были в состоянии предотвратить начавшееся мародерство, которое, как пожар, распространилось по пострадавшим регионам — начались налеты на разрушенные или оставленные без присмотра жилье и магазины.

Информационный вакуум вернул к жизни древние легенды и поверья. Самым распространённым стало сказание о том, что «в Каракумах проснулся Дракон и начал размахивать хвостом», вызывая ветер и ливни… и все это породило тайную надежду, что именно этот Дракон поможет очиститься народу от кровопийц во власти.

Кризис, бедность, дефицит

Ураган и связанные с ним социальные проблемы не только показали неготовность властей к подобного рода ситуациям, но и четко обозначили переход хронической болезни в острую фазу. А имя этой болезни — финансовый и экономический кризис, который власти долгое время стараются скрыть под многослойной косметической штукатуркой бравурной пропаганды.

Дефицит продуктов, который был и раньше, теперь обострился из-за закрытия границ на карантин со всеми соседними странами. Особенно болезненным оказалось прекращение торговли с Ираном, который поставлял дешевый картофель, фрукты, молочные продукты, через эту же страну в Туркменистан поступало большинство транзитных товаров.

Основным вызовом для властей сейчас является нарастающая бедность подавляющей части населения. Возросшее количество попрошаек на базарах, которых власти стараются гонять, люди, постоянно копающиеся в мусорных баках и обходящие дома за милостыней, — все это стало обыденным явлением даже для лощеного Ашхабада. С начала года произошел скачок преступности, в основном квартирных краж. Участились и разбойные нападения, особенно на женщин. Казалось, давно исчезнувшие кошмары 90-х теперь снова будоражат общество. Взятки и коррупционный пресс тоже пошли вверх, как и неприкрытый рэкет полиции, особенно ГАИ.

Все четче проступает еще один феномен — обостряющаяся бедность работающего населения. Если еще 3–4 года назад в стране был просто кредитный бум, учителя, врачи, да и остальные госслужащие могли считаться вполне обеспеченными людьми, то сейчас дело обстоит совершенно иначе. Даже многие высококвалифицированные специалисты смещаются в группу тех, кто вынужден экономить. Вымирают также малый и средний бизнес. Даже крупные коммерсанты, кроме аффилированных непосредственно с ближним кругом президента, находятся на грани выживания.

Упомянутый негласный общественный договор «колбаса в обмен на лояльность» начал давать сбои. Государство постепенно отменяет льготы на оплату коммунальных платежей, дешевого бензина, детских пособий и дотаций. Сейчас осталась лишь небольшая часть из них — речь о дотируемых из государственного бюджета продовольственных товарах. Именно с этой частью системы снабжения связаны дефицит, очереди в магазинах и введение карточек. Дешевые низкокачественные продукты питания продаются в так называемых «государственных магазинах», вернее, в их специализированных отделах, устроенных так, чтобы скрыть очереди.

В этой группе товаров самое важное место занимает мука. Далее идут сахар, растительное и животное масло, низкосортное «блочное» мясо буйволятины или хорошо известные всему бывшему СССР «ножки Буша». Эти категории товаров закупаются уполномоченными государственными предприятиями за рубежом (кроме муки, которую поставляют местные производители) и распределяется через систему «госмагазинов». Эти продукты вызывают ажиотаж в силу своей дешевизны, именно за ними с раннего утра выстраиваются очереди.

В коммерческих магазинах никакого дефицита товаров нет, в наличии практически весь ассортимент. По номенклатуре и разнообразию он, конечно, уступает даже среднему обычному российскому (особенно московскому) или белорусскому магазину, но все необходимое там есть. Проблема с ценами. Большинство товаров — это импорт, в их стоимость к изначальной цене добавляются непростая логистика и маржа продавца и посредников. Продукты местного производства: овощи, зелень, мясомолочная продукция — все в открытой и свободной продаже. Стоимость говядины колеблется с черным курсом доллара, но, например, в Ашхабаде не превышает $2,5 за килограмм (50–55 манатов при курсе 23 маната за $1). В других городах цены, как правило, на 15–20% ниже. При этом уровень зарплат госслужащих, то есть большей части легально работающего населения, составляет от 2 до 4 тысяч манатов ($80–160).

Никакой актуальной статистики по продажам дотируемых продуктов нет, но факт остается фактом — спрос на эти продукты растет. Это может объясняться либо ростом числа малоимущих, либо сокращением государственных дотаций и, соответственно, объемов закупок. Вероятно, свою роль сыграли обе эти причины. Безусловно, часть проблем появилась в связи с введением карантинных мер по внутренним административным границам, что серьезно подорвало возможности малого мелкооптового бизнеса, который и доставлял большинство продуктов из центров областей на периферию. А снабжение продуктами по государственным каналам стало отставать от спроса.

В итоге мы видим очереди и постепенное нарастание социальной напряженности. Иногда это выливается в стихийные митинги, как правило женские, но местные власти научились бороться с этим явлением, тут же организуя распродажу муки прямо с машин и складов. Но даже при всем этом и в удаленных райцентрах можно найти «коммерческие» магазины, торгующие самым необходимым по рыночным ценам. Да и базары никто не отменял. Голод стране пока не грозит, но это не снимает с повестки дня угрозу сильнейшего дефицита продуктов первой необходимости.

Ставка на хлопок

Мука до сих пор занимает особенное место в структуре потребления — особенно в сельской местности. Традиции домашнего хлебопечения никуда не делись и являются доминирующим способом изготовления хлеба у туркмен. Даже в Ашхабаде до сих пор можно увидеть тандыры — глиняные печи для выпекания чорека, туркменского хлеба, а в пригородах и в сельской местности они есть в каждом дворе. И понятие «продовольственная безопасность» власти в первую очередь связывают с собственным производством зерна. Однако из-за почвенно-климатических условий на территории Туркменистана лишь в нескольких районах можно выращивать зерно, дающее муку первого и высшего сортов. Все остальное зерно пригодно лишь для фуража или для госзакупок для снабжения населения по льготным ценам. В народе существует четкое разделение на муку «белую» и «черную». Как правило белая — это импорт из Казахстана, Украины или России. А черная — как раз из того фуражного зерна, которое удается вырастить и собрать на территории Туркменистана. Но и с этим зерном сейчас могут начаться проблемы.

Из-за падения доходов от продажи газа на фоне общего мирового кризиса власти Туркменистана решили резко увеличить посевные площади под хлопок — еще один важный экспортный товар. Да, в общем балансе валютных поступлений продажа хлопка составляет много меньшую долю, чем продажа газа. Но именно деньги за проданный хлопок поступали непосредственно производителям. Дайхане (крестьяне) получали не только «живые» деньги за сданный хлопок, но какую-то часть даже могли получать в валюте. Это позволяло не только сводить концы с концами самим дайханам, но и поддерживать экономическую жизнь в сельской местности. При этом власти, как и в советские времена, спускают жесткие «планы» по сбору хлопка, обеспечивая производителей техникой, удобрениями и ГСМ по льготным ценам, осуществляя закупку хлопка-сырца по фиксированным ценам и реализуя за рубеж сырец или ткани уже по рыночным.

Важно понимать, что в Туркменистане существуют два ограничивающих земледелие фактора — наличие пригодных земель и поливная вода. Поэтому власти приходится выбирать, в пользу чего — зерна или хлопка — в конкретном году выделять посевные площади, а проще говоря, что именно приказать выращивать. Именно приказать, так как система организации сельского хозяйства, несмотря на многократную смену названий, остается принципиально неизменной. Именно власть определяет приоритеты и затем осуществляет закупки произведенной продукции. Любая самодеятельность может повлечь уголовное преследование, никак иначе. Не зря во время уборочных кампаний во всех регионах страны непосредственно на место сбора урожая выезжают целые бригады из сотрудников прокуратуры, министерств национальной безопасности и внутренних дел — контролировать и карать провинившихся.

Естественно, директивное увеличение посевных площадей под хлопок повлечет сокращение площадей под зерновые, не только под пшеницу, но и под рис, еще один важный продукт. И вот тут снова возникают риски. Хватит ли у государства валюты для покупок за рубежом выпадающих объемов зерна? Будет ли год настолько полноводным, чтобы обеспечить достаточный урожай хлопка? Что случится, если не будет урожая — ни хлопка, ни зерна?

Вопрос не праздный и не риторический. Риски для той самой «продовольственной безопасности» именно сейчас повышаются многократно. Страны, являющиеся традиционными поставщиками-импортерами, заявили о существенных ограничениях в поставках зерновых или ввели полный мораторий на их поставку за рубеж. В свою очередь Китай, почти монопольный покупатель основного экспортного ресурса Туркменистана — природного газа, уже оповестил страны Центральной Азии и 20–25% снижения закупок газа на ближайшую перспективу. Это означает, что сократятся и валютные поступления. Сам президент Бердымухамедов уже заявил о переходе к системе жесткой бюджетной экономии, обязав всех производителей-экспортёров сдавать 100% валютной выручки в Стабилизационный фонд, а все закупки за рубежом осуществлять только через специальную комиссию, дающую разрешение на конвертацию валюты.

И именно сейчас цена каждого решения властей повышается невероятно. Проблемы нарастают одна за одной. Очереди за низкосортным продовольствием, стихийные митинги (пока еще только митинги), рост преступности — все это очень серьезный знак лично президенту Бердымухамедову. От того, насколько правильно он сможет расставить приоритеты в экономике, насколько он сможет умерить собственные амбиции и обуздать собственное тщеславие и, наконец, понять интересы общества, будет зависеть, как пройдет страна кризис и какой она из него выйдет.

Опубликовано в издании The Insider

http://argumentua.com/stati/turkmeniyadrakon-prosypaetsya

***

Домой нельзя, а в РФ и Казахстане работы нет: что делать мигрантам из Средней Азии

Коронавирус не пощадил рабочие места трудовых мигрантов из Средней Азии в России и в Казахстане. Сколько среди них остались без работы, и ждут ли их в Узбекистане, Киргизии и Таджикистане?

В Узбекистане около 150 тысяч жителей остались без работы из-за изоляционных мер, связанных с эпидемией коронавируса. Такие данные в начале июня обнародовал заместитель министра занятости и трудовых отношений Узбекистана Эркин Мухитдинов. А почти полмиллиона узбекистанцев - это трудовые мигранты, вернувшиеся в страну и не имеющие постоянного дохода. При этом Ташкент с конца мая начал осуществлять график систематических чартерных рейсов, которыми летят на родину из России граждане республики. Ждут возвращения домой также киргизы и таджики, у которых больше нет заработка. Сколько таких людей в России, и все ли они - жертвы "коронавирусной безработицы"?

Кто и как возвращается в Узбекистан

DW связалась с журналистом из Узбекистана, находящимся в Санкт-Петербурге. Попросив назвать его Алишером Назаровым (это псевдоним), собеседник рассказал, что, по его данным, полученным от источника в оперативном штабе МИДа Узбекистана в Ташкенте, в середине мая около 55 тысяч узбекистанцев ждали возвращения из России, а сейчас их уже около 70 тысяч. Однако отнюдь не все они движимы безработицей.

По словам Алишера Назарова, "возвращенцы" делятся на четыре категории. Первая - те, чьи родственники и чье жилье пострадали во время наводнения в Сырдарьинской области . Вторая - заболевшие теми или иными недугами, от которых в России им лечиться гораздо дороже, чем в Узбекистане. Третья - студенты, решившие уехать от мер самоизоляции домой и оттуда участвовать в дистанционных занятиях.

И, конечно, есть те, кто уезжает потому, что лишился работы и не нашел ей замены из-за эпидемии коронавируса. "Хотя многие из тех, кто говорят, что остались без работы в России, на самом деле уже нашли заработок, но не спешат объявлять об этом. Кроме того, те, кто был оформлен на длительную работу официально и у кого документы в порядке, с 1 июня стали получать определенную помощь от России. Я это видел своими глазами в Орле и в Петербурге, и доподлинно знаю, что так делается в Нижнем Новгороде и в Иваново", - сообщил Алишер Назаров.

Сколько безработных мигрантов из Центральной Азии в России?

С просьбой оценить уровень безработицы среди мигрантов из Центральной Азии DW обратилась к главе Федерации мигрантов России (ФМР) Вадиму Коженову. Впрочем, он утверждает, что даже оценки общего числа мигрантов из региона, даваемые разными учреждениями, весьма приблизительны.

"По моей личной оценке, это порядка четырех миллионов мигрантов из стран Центральной Азии - в среднем по 800 тысяч киргизов и таджиков, и от 2 до 3 миллионов узбеков - их никто толком не может посчитать", - говорит собеседник DW. Работу среди них во время эпидемии потеряли от 30 до 50 процентов трудовых мигрантов. Хотя это усредненная оценка - "курьерские службы вообще не сократились, стройки работают, зато ресторанный бизнес просел полностью, работа в такси - на 80 процентов".

Сколько выходцев из Центральной Азии хотят уехать домой, точно не ответит никто, но их - не меньше 20 процентов, уверен Вадим Коженов. "Улететь домой хотят многие. Мы видели конфликтные ситуации перед киргизским посольством, когда в группах тех, кто требовал от дипломатов помощи в возвращении домой, были призывы бить стекла, видели конфликты и перед узбекским и таджикским посольствами", - говорит глава ФМР.

Как гражданам Узбекистана, Таджикистана и Киргизии помогают их дипломаты

Вадим Коженов не обнаруживает какой-либо четкой структуры в тех действиях, которые дипломаты Киргизии, Таджикистана и Узбекистана в России предпринимали для помощи своим трудовым мигрантам. "Что-то делается, но если сопоставлять объем этой помощи с числом граждан, то он ничтожный. Но один из послов нам сказал так: даже если ему дадут миллион долларов, он не знает, как помочь людям, которые находятся неизвестно где, живут не по месту учета, у которых нет кредиток", - продолжает руководитель российской общественной организации. Хотя, по его словам, вопрос можно ставить и так: эти страны имеют огромные поступления в бюджет от мигрантов, но теперь нужно помочь этим людям, а значит, раскошелиться.

Не лучше ситуация в Казахстане, где, согласно оценкам, приведенным на сайте Central Asian Bureau for Analytical Reporting, находится около 3,5 млн мигрантов, большая часть которых - это гастарбайтеры-нелегалы. Из-за пандемии коронавируса аналитикиCABAR.asia прогнозируют отток из страны как минимум 100 тысяч лиц этой категории. Но вернуться в соседние страны непросто. СМИ сообщают о множестве граждан Таджикистана, которым мешает вернуться домой через Узбекистан закрытая казахстанско-узбекская граница, и о разбитых ими лагерях, где они в ужасных условиях ожидают открытия кордона.

Главная надежда мигранта - автомобилем через Казахстан

Еще одна проблема связана с казахстанско-российской границей. Как сообщили DW источники в среде киргизских мигрантов, сейчас самая главная надежда тех, кто ждет возвращения домой, связана с открытием этой границы для транзитного проезда легковых автомобилей из России в Киргизию и в Узбекистан. По рассказам собеседников, после открытия этой границы для микроавтобусов около двух месяцев назад киргизские мигранты шли на различные ухищрения, чтобы на легковых авто - так сказать, "прицепом" - пересечь территорию Казахстана. Но местная полиция эти попытки планомерно пресекала. А в Оренбургской области возникли лагеря, где семьи мигрантов по сей день ждут открытия казахстанской границы.

Впрочем, Вадим Коженов полагает, что Казахстан открыл бы границу, но "сами страны исхода дают понять его руководству", чтобы оно не торопилось с этим шагом. "Ситуация с коронавирусом сложная. В Узбекистане она потихоньку выправляется, и Ташкент начинает запускать чартеры из России. А в Таджикистане и Киргизии большие проблемы с аппаратами ИВЛ и с коечным фондом - там очень боятся большой эпидемии. Если поедет такой поток людей из России, их медицина завалится подо всеми проблемами. Поэтому они сперва хотят нормализовать ситуацию внутри, чтобы медиков подучить, и коек поднабрать", - полагает глава ФМР.

Автор Виталий Волков  

https://p.dw.com/p/3dJaM