Как российская экономика за 10 лет прошла путь от «рывка» до обнуления. Эпилог Стратегии-2020

Information
[-]

Не говори «рост»

Считается, что человек не в состоянии управлять своим будущим, ведь он не может поручиться даже за завтрашний день. 2020 год принес множество потрясений: поправки в Конституцию, коронавирус, природные катаклизмы. Кажется, все идет совсем не по плану.  Тем интереснее вспомнить, какими были планы на сегодняшний год около 10 лет назад, когда группа экспертов представила Стратегию-2020.

Согласно исследованию «Среднесрочные и долгосрочные ожидания и прогнозы макроэкономической динамики России в независимом профессиональном экспертном сообществе», в среде профессионалов ожидали, что средняя зарплата в России к 2020 году будет измеряться тысячами долларов, реальный ВВП будет расти на 3,5–4% в год, инвестиции в основной капитал — на 6,1%, а промышленное производство — почти на 4%.

Из пяти ключевых KPI стратегии не выполнено ни одно.

Сейчас над этими цифрами хочется то ли смеяться, то ли плакать. И все же не стоит думать, что разработчики Стратегии были наивными идеалистами — по состоянию на 2010 год такая перспектива выглядела вполне реальной.Как отмечает директор Института предприятий и рынков НИУ ВШЭ Андрей Яковлев, который принимал участие в создании документа, на тот момент можно было исходить из того, что люди во власти ориентируются на модернизацию экономики и интеграцию России в глобальный рынок.

Так что же пошло не так? 

Между Каддафи и Изборским клубом

В том же 2011 году, когда была сдана Стратегия, начались протесты на Болотной площади. Люди выступали против возвращения Путина, объявившего об участии в грядущих выборах. «Наши протесты они бы пережили, но персональные истории Мубарака и Каддафи сильно напугали правящую элиту. И уже с 2012 года власть, заявляя об усилиях по улучшению позиций России в рейтинге Doing Business и привлечении инвесторов, одновременно начала охоту на иностранных агентов», — вспоминает Яковлев. 

Тогда же, по его словам, наряду с усилением напряженности в отношениях с Западом начались изменения в политической системе. Если до этого во власти было определенное равновесие между технократами из высшей федеральной бюрократии и силовиками, то в 2012 году силовики вышли на первый план и в дальнейшем именно они принимали ключевые решения. Однако в отличие от технократов у силового клана отсутствовало какое-либо позитивное видение будущего.

Стратегия-2020 на великую цель для новой элиты как-то не тянула. Ее оперативно «растащили» на реализацию отдельные министерства, каждое из которых выбирало только те положения, которые были более выгодны властям и не слишком ограничивали их полномочия.

«Например, идея повышения пенсионного возраста была реализована несколько лет спустя, как и постепенная замена экспортных пошлин на нефть налогом на добычу. Было и то, что в итоге не получилось: например, предложения по диверсификации экономики. Этому помешала ее растущая монополизация и зарегулированность государством», — говорит экономический обозреватель Борис Грозовский, участвовавший в подготовке Стратегии.

Другой вариант развития предложил Изборский клуб, создававшийся при поддержке администрации президента. Там спрогнозировали, что в 2020-м или около того начнется Третья мировая война, которую развяжет против России и других крупных развивающихся стран глобальная финансовая олигархия, базирующаяся в США. А значит — экономика только мобилизационная, все на защиту Родины. Эта опция уже была ближе к тому, что подходило «силовикам», но отказываться от вилл в Ницце и счетов в швейцарских банках власть имущие были, видимо, не готовы.

Наверное, поэтому в государственных СМИ началось воспевание Великого Прошлого и победы над немцами, а потом и над половцами с печенегами. Чтобы лишний раз не вспоминать о настоящем и будущем. Ну ее, эту Стратегию.

Рента в конце тоннеля

Что же плохого в том, чтобы не думать о будущем? Без внятного представления о том, куда движется страна, мы ничего не можем предложить инвесторам. Ведь инвестиции — это те средства, которые человек не тратит на потребление сегодня, а вкладывает во что-то, что даст отдачу завтра. Ну а без инвестиций невозможен стабильный экономический рост.

Сегодня поставленный авторами Стратегии-2020 вопрос о новой модели экономического роста остается открытым. Технически рост в 2010-х, конечно, был (по оценкам экспертов, около 0,7–1% в год, то есть де-факто стагнация), но с цифрами из Стратегии это сравнивать невозможно. Причиной низких темпов роста было то, что в экономике за последние 10 лет не вырос ни один из факторов производства: ни капитал, ни производительность труда, ни численность рабочей силы, — объясняет председатель совета директоров МДМ-Банка Олег Вьюгин, принимавший участие в создании Стратегии-2020.

Ни одна из этих целей недостижима без развития частного сектора. В России же роль государства в экономике постоянно растет. Огромной властью обладают естественные монополии и крупные частные компании, в то время как доля малого бизнеса в ВВП в разы меньше, чем в развитых странах. Монополизм и рента не позволяют властям принимать рациональные экономические решения в интересах общества, а не структур силовой олигархии.

«Это некачественная экономика, в которой очень многое нуждается в переделке, и прежде всего нуждается в изменении политический баланс сил, — говорит другой автор Стратегии-2020, ведущий научный сотрудник Института экономической политики имени Гайдара Кирилл Рогов.

— Когда у нас управляют экономикой олигархи и силовики, они действуют в интересах своей ренты и своих монополий. Вы не можете здесь ничего изменить, пока не измените политический баланс сил».

Два года назад государство в очередной раз захотело взять экономику под свое крыло: правительство по указу Путина представило 12 новых нацпроектов. Только никакого эффекта от них пока не наблюдается.

Сейчас, конечно, на повестке борьба с пандемией, но что-то подсказывает, что дело не только в ней, ведь и планы по проектам на 2019 год не были толком реализованы: около 1 трлн бюджетных рублей, выделенных из бюджета на нацпроекты, правительство не смогло потратить.

Скорее всего, в ближайшие года три мы будем восстанавливаться от коронавирусных потрясений, про нацпроекты все забудут, а там, глядишь, к новым президентским выборам придет время для создания очередных планов и стратегий, которые тоже останутся только на бумаге.

Не место для правосудия

А знаете, что самое странное? Что иностранные инвесторы все равно хотели бы вкладывать деньги в российскую экономику. В 2000-х на фоне ухудшившегося делового климата и ужесточившегося силового давления был довольно бурный приток иностранных инвестиций в Россию, особенно перед кризисом 2008 года. По данным Центрального банка, за 2007 год Россия привлекла 55,9 миллиарда долларов прямых иностранных инвестиций, а за 2008 — 74,7 миллиарда долларов. Деньги шли и позже, вплоть до 2013 года.

Россия была интересна не только в силу природных ресурсов, но и в силу качества человеческого капитала. Мы на фоне других развивающихся стран отличаемся существенно более высоким уровнем образования населения и работников, и это на самом деле важно, потому что позволяет организовывать на нашей территории производства более сложных товаров и продуктов.

В 2000 годы для иностранных инвесторов в России действовал по-своему «эксклюзивный» режим защиты прав собственности: представители государства, включая силовиков, действительно соблюдали нормы, декларированные в законодательстве. Преференции для иностранцев обуславливались тем, что тогда российская высшая элита хотела войти в «глобальный клуб», а иностранные инвестиции воспринимались как важный источник капитала и технологий, которые были нужны для модернизации экономики.

С 2014 года установки изменились, и к иностранным предпринимателям в России стали относиться примерно так же, как к своим. Показательный пример — дело Майкла Калви, который больше 20 лет проработал в России, привлек сюда несколько миллиардов долларов инвестиций, а затем в феврале 2019 года был арестован в рамках корпоративного спора и, проведя два месяца в СИЗО, до сих пор остается под домашним арестом.

В итоге инвесторы стали выводить деньги из нашей экономики. Если в 2013 году, по данным ЦБ, мы получили 69,2 миллиарда долларов прямых иностранных инвестиций, то в 2015-м ровно в 10 раз меньше.

Сейчас, правда, в Россию поступает больше денег из-за рубежа (в районе 31 миллиарда долларов за 2019 год, но часть этих средств принадлежит российским компаниям), но все равно существенно меньше, чем до кризиса. При этом рост числа уголовных дел против бизнеса, по данным Следственного комитета, МВД и ФСБ, в прошлом году вырос на 37%.

Очевидно, что судебная и правоохранительная системы нуждаются в экстренном реформировании. С другой стороны, власти ни за что не держатся так сильно, как за пенитенциарную систему в нынешнем виде. Даже в 2011 году предложения о судебной реформе в Стратегию развития почему-то не вошли. «Власти сейчас нужна судебная система, которая будет ей полностью подконтрольна, она не готова идти на независимость судей. Именно поэтому в период после 2012 года был ликвидирован Высший арбитражный суд, который на самом деле сделал много чего полезного», — говорит директор Института предприятий и рынков НИУ ВШЭ Андрей Яковлев.

Арбитражным судом, похоже, дело не ограничится. В поправках к Конституции РФ предлагается расширить полномочия президента по назначению состава Верховного и Конституционного судов. Если раньше глава государства выдвигал кандидатуры только рядовых судей, то теперь он получит право выдвигать и председателей. Видимо, при таком развитии событий мечты о независимой судебной системе окончательно уйдут в прошлое.

В 2018 году президент говорил, что сверхзадача для россиян — это рывок в развитии страны. Сегодня очевидно, что речь идет скорее о консервации и обнулении. Не только в политике, но и в экономике тоже.

Автор Дарья Тарарай

https://novayagazeta.ru/articles/2020/06/27/86036-ne-govori-rost

***

Мнение специалиста: Пять причин, почему «Стратегия-2020» была обречена на провал

«Начатые преобразования должны были обновить весь строй нашего отечества. К несчастью… кроме святого дела освобождения крестьян… все остальные преобразования исполнялись вяло, с недоверием к пользе их, причем нередко принимались даже меры, несогласные с основной мыслью изданных новых законов. Понятно, что при таком образе действий нельзя было ожидать добрых плодов от наилучших даже предначертаний». Граф Дмитрий Милютин, военный министр. 1881 год

«Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года» (той самой «Стратегии-2020»), мягко говоря, не повезло. Ничего принципиального из намеченных грандиозных целей достичь не удалось. Ни роста экономики на 6% в год, ни роста доходов людей, ни сокращения разрыва между богатыми и бедными. Перечислять разницу между желаниями и действительностью можно долго, каждый может прочесть и оценить степень реализации стратегических планов начальства.

А я скажу вам, что «Стратегия-2020» (при всем уважении к ее авторам) и не могла быть реализована. Скажу больше — авторы стратегии наверняка это понимали! Но все равно писали этот обреченный документ, как, бывает, добрый доктор пишет для пациента программу лечения, заведомо зная, что пациент не будет следовать ни одной из медицинских рекомендаций. Понимать, что пошло не так, необходимо, потому что рано или поздно в России будут писать другую концепцию долгосрочного развития. И будем надеяться, ее авторы не повторят ошибок предшественников.

А ошибки эти были таковы.

Ошибка первая. Отсутствие мотивации исполнителей

Даже странно, что авторы стратегии — вне сомнения, лучшие в России экономисты и социологи — допустили такой промах. Концепция начисто игнорировала такую очевидную вещь, как мотивация для ее исполнителей. Из текста никак нельзя было понять, каким образом достижение стратегических целей отразится на благосостоянии тех, от кого зависели реальные действия по реализации этой стратегии.

Проще говоря, что должны были получить основные игроки российского экономического пространства — государственные олигархи, министры-капиталисты, командиры вооруженных отрядов власти (которые по недоразумению называют полицейскими частями) — в случае, если бы эта стратегия была реализована? Допустим, все написанное в стратегии сбылось бы — что изменилось бы для этих людей, держащих в своих руках реальные рычаги власти? Почему они должны были действовать в рамках этой стратегии? Как ее выполнение увеличило бы вознаграждение советов директоров государственных корпораций, как оно расширило бы бескрайнюю и бесконтрольную власть полицейских генералов, которую они превращают в деньги?

Это гораздо серьезнее, чем кажется. В свое время на мотивации поскользнулась даже такая штука, как программа построения коммунизма к 1980 году. Та программа совершенно не предусматривала никакой объективной мотивации для действующих руководителей коммунистической партии и социалистического хозяйства. Из нее было более или менее понятно, что предполагалось улучшить «в общем».

Но абсолютно невозможно было сказать, в чем будет заключаться выигрыш конкретного секретаря райкома партии, директора завода или министра. Все, что теоретически мог получить советский руководитель, «догнав и перегнав Америку», он уже имел и без построения коммунизма. Напротив, радикальное повышение качества жизни сограждан вынимало из его рук механизмы принуждения и контроля и обесценивало его собственные привилегии. Политбюро могло принимать какие угодно постановления — в борьбе за строительство великого будущего советский начальник не видел для себя никакого объективного стимула.

Для сравнения: почему в 1990-е «получилась» приватизация — вопреки всем баталиям, которые вокруг нее кипели? Да потому, что любой начальник понимал: приватизация — это его личный, персональный, единственный и неповторимый шанс стать миллионером и обеспечить будущее своих детей навечно. Потому приватизация хорошо ли, худо, но «получилась». А «Стратегия-2020» и близко не несла в себе такого же мотивационного заряда. Ну что она могла означать для какого-нибудь подполковника, уже построившего в квартире пирамиду из крупных купюр? Две квартиры, забитых деньгами? Он это мог получить и без стратегии.

Кстати, там, где из стратегии возможно было извлечь «мотивационное зерно», там достигались и результаты. Например, в том, что касалось развития инфраструктуры, — мосты, дороги. Почему? Да потому, что как только стало понятно, кто и как разбогатеет на этом строительстве, так и цели помаленьку начали достигаться. Точно так же, как Стратегия не предусматривала, что в России в 2019 году будет сотня долларовых миллиардеров, а они появились, — видимо, их появление было предусмотрено какой-то другой «стратегией», нам неизвестной, однако сработавшей.

Ошибка вторая. Стратегия против экономики

Вторая ошибка, как ни странно, касалась игнорирования сложившегося места России в мировом разделении труда. Авторы стратегии упорно продолжали настаивать на скором появлении в России «инновационной экономики» и развитии современных производств в сочетании с сохранением и развитием нефтегазовой отрасли. Называлось это «сочетанием "догоняющего" и "опережающего" развития».

Парадоксальная убежденность российского начальства, что существует какая-то «кривая коза», на которой мы можем приехать в волшебные «иннополисы», где будем создавать новые технологии, сыграла с разработчиками стратегии дурную шутку. Они прописывали проценты, которые российские компании могли занять на рынках технологических услуг, но не указывали, в каких именно отраслях может быть этот рост, да и может ли он быть вообще. Да хоть бы он и был — если ваша экономика устроена так же просто, как российская, то даже освоение новейшей технологии откроет вам сравнительно немного производственных возможностей.

А российская экономика — довольно простая. По индексу экономической сложности (он показывает, насколько сложна совокупность продукции, выпускаемой страной), на момент написания «Стратегии-2020» Россия находилась на 46-м месте (между Иорданией и Тунисом). Да, российские инженеры и программисты делают потрясающие вещи, но нет среды, в которой их изобретения могли бы найти эффективное применение. Классический пример — мессенджер Telegram, мирового уровня продукт, который именно в России решили заблокировать.

Логика авторов стратегии объяснима: пропишем «инновации», начальство даст денег, что-нибудь да получится. «Что-то» действительно получилось, но никакого «опережающего развития» не вышло — если только не считать таковым гипертрофированное развитие технологий слежки и контроля. Там, где нужно что-то взыскать и изъять, российская цифровизация работает исправно, «в другую сторону» она не работает никак.

При этом, расписав всякие инновационные технологии, разработчики стратегии уделили очень мало место отраслям, в которых Россия действительно добилась впечатляющих успехов, построив их с нуля. Это банковская сфера и торговля. Российские банки кредитуют, может быть, и под высокий процент, но в этом виноваты не банкиры, а высокие риски ведения бизнеса. Ставка кредитования — производная от степени риска невозврата кредита в первую очередь, а от ключевой ставки регулятора — даже не во вторую. А вот во всем, что касается банковской «цифры» и финтеха вообще, у нас все очень даже неплохо. Торговля же вообще обеспечивает чуть ли не четверть ВВП и треть занятости. У русских с производством не получается, а торговать мы всегда умели.

Кстати, уместно напомнить, что именно торговля (и бизнес вообще, если на то пошло) тянет за собой инфраструктуру, а не наоборот. Там, где выгодно торговать, там будто сами собой появляются дороги, складские комплексы, жилые кварталы… А вот там, где начальство приказало построить дорогу по своему разумению, устойчивого бизнеса может и не появиться.

Ошибка третья. Благие намерения

Авторы «Стратегии 2020» много рассуждали о будущем росте доходов населения, но при этом обходили вопрос: откуда именно эти доходы должны будут взяться? Точнее, как рост этих доходов повлияет на прибыль российских государственных и полугосударственных компаний (да и вообще всего бизнеса, завязанного «на бюджет»). Россия ничего не предлагает мировому рынку такого, на что могла бы диктовать цены, размер выручки основных доноров бюджета — производная от уровня спроса и цен на нефть, в этой ситуации источник ваших прибылей — это снижение издержек, в первую очередь — издержек на труд. Кроме того, рост зарплат в «коммерческом секторе» моментально вызвал бы необходимость аналогичного роста в «бюджетном секторе», чего начальство совершенно не хочет.

Вдобавок сравнительно низкая цена на квалифицированный труд воспринимается российским начальством как главный аргумент для привлечения в страну внешних инвестиций (да и вообще любых инвестиций, если на то пошло). В ситуации высоких рисков для бизнеса (о чем свидетельствуют высокие кредитные ставки) низкие зарплаты — ключевой аргумент для инвестора. Если зарплаты в России будут «как в Польше», так почему бы «в Польше» и не открыть большое предприятие? Кроме того, «Стратегия-2020», ориентированная на повышение доходов, вошла в объективное противоречие с желанием начальства держать эти доходы на низком уровне. Начальство знает о выкладках экономистов, согласно которым подъем подушевого ВВП выше тысячи долларов в месяц ведет к всплеску политической активности, в 2011 году убедилось в справедливости этих выкладок и никакого роста доходов впредь допускать не намерено.

Ошибка четвертая. Многословие

Четвертая проблема Стратегии — это ее запредельное многословие. Тоже понятно: если документ написан коротко и ясно, за что же тут платить, думает начальник. Плюс объяснимое желание авторов вписать в документ все свои идеи. Отсюда и появление в стратегии формулировок, может быть, хорошо звучащих, но никого ни к чему не обязывающих и не мотивирующих. Или «мотивирующих наоборот». Например, как прикажете понимать фразу «повышение среднего размера трудовой пенсии по старости до уровня, обеспечивающего минимальный воспроизводственный потребительский бюджет»?

То ли нам надо повысить пенсию, то ли нам надо снизить «минимальный воспроизводственный потребительский бюджет». Красотка-начальница, сказавшая, что «макарошки везде стоят одинаково», в принципе, действовала совершенно в духе стратегии.

И раз уж мы упрекнули стратегию за многословие, то не будем пересказывать ее содержание, а укажем на пятую ошибку.

Ошибка номер пять. Без комментариев

Приложение № 1 к «Стратегии 2020» называется «Исходные условия и макроэкономические показатели инновационного развития экономики до 2020 года».

И первой строчкой в этих показателях показатели идут… да, вы правы, мировые цены на нефть, выраженные в долларах за баррель. И должны были они быть, по прогнозу разработчиков стратегии, такими: в 2007 г. — $69,3, в 2008–2010 гг. — $99, в 2011–2015 гг. — $91, в 2016–2020 гг. — $108.

Ну что тут дальше комментировать? Нет денег — нет любви.

Автор Дмитрий Прокофьев, экономист, для «Новой»

https://novayagazeta.ru/articles/2020/06/28/86049-v-innopolis-na-krivoy-koze

***

Комментарий. Будущее «на заказ»: Стратегия-2020 так и осталась красивой бумажкой. Однако власти выжали из нее все, что хотели

Наступил 2020 год, о котором столько размышляли в ведущих российских университетах 8–10 лет назад, готовя Стратегию-2020. Это был самый масштабный за постсоветскую историю призыв экспертов к раздумьям о судьбе страны.

Он не помог избежать 11-летней (с 2009-го) стагнации экономики и не остановил ужесточение авторитаризма. Наоборот, государство утвердилось в мысли, что ученые — те же бюджетники: их можно «покупать», ими можно повелевать. Эксперты не сделали политику более гуманной и благоразумной, зато сами они сделали шаг навстречу Левиафану — государству, готовому слушать ученых только тогда, когда они говорят комплименты.

Конец «тучных» лет

Призыв экспертов на госслужбу произошел почти случайно и не имел преднамеренной цели. В тот момент у правительства была своя стратегия — «Концепция долгосрочного развития» страны до 2020 года (КДР). Этому документу, разрабатывавшемуся в 2006–2008 годах, крайне не повезло. Правительство утвердило его в ноябре 2008-го. Ровно тогда стало понятно, что посреди мирового финансового кризиса российская экономика не будет «тихой гаванью» инвестиций и роста, а значит, этот документ достоин только мусорной корзины.

Пока правительство шлифовало последние запятые в КДР-2020, а «путинское большинство» радовалось итогам маленькой победоносной войны с Грузией, фондовый рынок и валютный курс уже летели в пропасть, а экономика погружалась в рецессию, первые предвестники которой появились во II квартале 2008-го. Насколько неадекватны были все тогдашние прогнозы, понятно хотя бы из того, что федеральный бюджет — 2009 пришлось сильно секвестировать уже весной 2009-го. Больше этого в путинские годы не случалось: бюджет планировался весьма консервативно.

Вплоть до осени 2008-й был десятым по счету годом уверенного экономического роста. Цена нефти била рекорды, войну с Грузией международное сообщество Путину сразу же «простило», правительство продолжало начатое в середине 2000-х огосударствление экономики. На этом фоне при составлении КДР-2020 у чиновников было ощущение, что они «схватили Бога за бороду», а разразившийся за океаном финансовый кризис России нипочем. Если бы авторам КДР-2020 тогда сказали, что среднегодовой рост ВВП в 2009–019 годах не превысит 1 %, они скорее провалились бы сквозь землю, чем поверили.

Настроения быстро переменились. Окончание 2008-го и весь 2009-й прошли у экономических чиновников и экспертов в бесчисленных совещаниях о том, как правильно спасать экономику. Денег требовали все, особенно госбанки, раздавшие по поручениям правительства дешевые кредиты под убыточные госпроекты. Затем помощь понадобилась предприятиям: ВВП упал в 2009 году почти на 8 %, взятые перед кризисом валютные кредиты надо было отдавать, а увольнять работников правительство не разрешало.

На этом фоне поневоле задумаешься о том, где источники роста, что делать с социальной сферой и как реформировать госзакупки, чтобы воровали не все подряд, а только те, кому разрешено. Эти тяжелые раздумья правительство, которым тогда руководил Путин, и переложило на плечи экспертов. Подготовка новой стратегии-2020 началась в 2010 году, а закончена была в 2012-м (дисклеймер: автор этих строк входил в группу, занимавшуюся редактированием стратегии).

Обычно стратегические документы делались чиновниками. В начале 2000-х экспертов привлекали к работе Центр стратегических разработок (ЦСР), придумавший снизить налоги и дерегулировать экономику. Но то был «романтический период». Теперь должен был начаться этап «сбора урожая», но погоды (мировой кризис) стояли неблагоприятные, и экспертов позвали посоветоваться.

 «Здесь копать, тут не копать!»

Работа кипела нешуточная. Главными ответственными назначили руководителей НИУ ВШЭ и РАНХиГС Ярослава Кузьминова и Владимира Мау. Весь 2011 год лучшие умы этих университетов, масса экспертов из других вузов, отраслевые специалисты бесчисленное количество раз собирались для обсуждения докладов, на тематические семинары, для дискуссий по драфтам и наработкам, для планирования и организации соцопросов и т. д. В числе авторов отдельных глав стратегии — Михаил Блинкин, Олег Вьюгин, Евсей Гурвич, Татьяна Малева, Владимир Назаров, Кирилл Рогов, Ксения Юдаева, Андрей Яковлев, Евгений Ясин и др.

Была сформирована 21 экспертная группа; темы, над которыми они работали, варьировались от образования и соцполитики до интеграции на постсоветском пространстве и реформы естественных монополий. В работе каждой группы активное участие принимали по 3–10 экспертов, а эпизодическое («предоставили свои наработки», выступили с докладом, поучаствовали в нескольких совещаниях) — еще несколько десятков. Так что общее число ученых, сделавших вклад в разработку стратегии, исчислялось даже не десятками, а сотнями. Итоговый доклад насчитывал под тысячу страниц. В основном он написан «человеческим», а не бюрократическим языком и ориентирован на анализ проблем и сценарии их решения.

Подготовка стратегии велась по возможности коллегиально. Интересы отраслевых лоббистов учитывались, но в весьма ограниченном размере (в основном их пожелания проскользнули в раздел, посвященный информационно-коммуникационным технологиям). В то же время этот продукт коллективного научного разума вовсе не был результатом свободного творчества. Кузьминову, Мау и руководителям экспертных групп было понятно, ответов на какие вопросы ждут от них чиновники, а чего они, наоборот, слышать не хотят категорически.

Многие экономисты, участвовавшие в работе над стратегией, вполне четко осознавали: экономический рост невозможен в России без политической конкуренции, коррупция разъедает страну, а бизнес душит разросшееся за 2000-е годы госрегулирование. Они понимали, что у людей просто нет стимула придумывать и делать новое, если они знают: любой прибыльный бизнес рано или поздно будет отобран силовиками или конкурентами, которым покровительствует начальство.

Экспертам было очевидно, что качество госрасходов не повысится, пока управленцы разного уровня зависят не от мнения избирателей, а лишь от благосклонности своего начальства. Они понимали, что суды, работающие в интересах власти, а не права, — это приговор инвестиционному климату страны: в такой системе гарантировать права собственности невозможно. Однако писать это все в стратегии было нельзя: «мандата» на продумывание политической реформы у Кузьминова и Мау не было.

Только в главу, посвященную регионам и федерализму (руководили ее подготовкой Вячеслав Глазычев и Ирина Стародубровская, участвовали Наталья Зубаревич и Владимир Назаров), проникли достаточно нелицеприятные оценки проводимой политики. Других острых вопросов эксперты касались по минимуму. Рецепты реформы судов и тем более правоохранительной системы им никто не заказывал.

Вопросы внешней политики обсуждались лишь формально. От ученых, по сути, ждали решения вполне прикладных задач: как при имеющейся политической системе и ренте, извлекаемой элитой из страны, не меняя базовых отношений в обществе, вернуть экономический рост, сохранить стабильность макроэкономики и бюджета. И ответы вполне устроили правительство. Тем более что часть из них была ненавязчиво подсказана самими чиновниками. Это видно и исходя из числа реализованных идей, и из того, что позднее, в 2013–2019 гг., чиновники еще много раз обращались за консультацией к тем же специалистам.

Путин поручал экспертам написать стратегию, будучи премьером, а заканчивалась работа над ней, когда он вернулся в президентское кресло. Парламентские и президентские выборы в 2011–2012 годах вызвали у горожан недовольство. Но этих вопросов Стратегия-2020, дописывавшаяся во время прогулок рассерженных граждан по московским бульварам, не касалась вообще.

Что сделано

Стратегию-2020, в отличие от КДР-2020, можно считать провальной, только если смотреть на нее с точки зрения общественного блага. Дескать, за минувшие с ее разработки 7–8 лет жизнь в стране стала хуже, а значит, и стратегия была так себе. Это упрощенный взгляд. На Стратегию-2020 правильнее смотреть как на работу, сделанную «под заказ». Проект частного дома не обязан всем нравиться. Главное, чтобы он отвечал задачам, которые поставил перед архитектором заказчик, готовый оплатить постройку именно такого сооружения. К 2010-м Путин и его товарищи уже смотрели на страну как на свою собственность. Стратегия должна была отвечать их интересам, а не интересам всего населения.

Правительство довольно? Значит, задача решена.

Ряд целей, прописанных в стратегии, были за последние годы достигнуты. Инфляция снижена более чем на 5 %. Стратегия четко констатировала, что Центробанк может таргетировать либо инфляцию, либо обменный курс (и после 2014-го ЦБ этому научился). Модифицированное бюджетное правило удержало бюджет от дефицита и роста расходов, хотя ситуация в экономике на протяжении почти всех 2013–2019 гг. была плохой. До кризиса-2008 государству плохо удавалась контрциклическая политика (сберегать часть средств в период роста, чтобы потом вернуть их в экономику в период рецессии). После кризиса, когда в экономике началась затяжная стагнация, государство продолжало сберегать средства, избегая стимулировать потребительский спрос. Правда, пришлось, как и предупреждали эксперты, повысить налоги (НДС, акцизы, на недвижимость).

Повысились стандарты качества госуслуг. Были введены отчисления на ремонт многоквартирных домов. Власти сократили субсидирование автомобилистов, повысив обязательные платежи и введя платные парковки. Больше стало платных автодорог (но конкуренция в инфраструктурном бизнесе низкая, это бизнес «для своих»). А развитие общественного городского транспорта ограничивается московским регионом, который переполнен деньгами. Федеральное правительство уловило выраженный экспертами запрос на улучшение среды обитания в городах, но свело политику в этой сфере к обычному «благоустройству».

Некоторые идеи находятся в процессе реализации. После долгих дискуссий проводится «налоговый маневр», который переносит нагрузку на нефтянку с экспортных пошлин на налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) и приведет к росту цен на внутреннем рынке. Зато экспорт для нефтяников станет более выгодным. Под давлением нефтяников реализована вписанная в стратегию идея дифференциации НДПИ в зависимости от условий добычи.

Повышение пенсионного возраста было в 2011-м запретной темой, но эксперты все равно предложили постепенное повышение порога до 63 лет для мужчин (на 3 мес. в год) и женщин (на 6 мес. в год). Был реализован более поспешный и менее оправданный вариант, при этом он не сопровождался мерами по балансировке досрочных и льготных пенсий. Зато в накопительной системе государство, наломав по максимуму дров, в итоге поступило лучше, чем предлагали эксперты: ввело не квазидобровольную систему, а полностью добровольную. В области здравоохранения и образования чиновники быстро взяли на вооружение идею повышения зарплат работникам (но весьма криво ее реализовали) и идею укрупнения бюджетных организаций (присоединения «слабых» к «сильным»).

Что не сделано

Главное, что не получилось (и не могло получиться), — это перейти к новой модели экономического роста, ориентированной на увеличение производительности труда и длинные внутренние источники инвестиций. Наоборот, за 2013–2019 годы силовикам удалось отвадить от инвестиций в Россию всех, у кого есть возможность вывести средства за границу и инвестировать там. Авторы стратегии честно констатировали, что у России беда с качеством институтов, что по качеству деловой среды мы мало отличаемся от беднейших стран. Но меры, которые могли бы эту ситуацию исправить, у чиновников интереса не вызывали. Не нашла поддержки и идея увеличения ответственности чиновников за действия, от которых страдает бизнес.

Не задался и «бюджетный маневр» — рост расходов на человеческий капитал (образование и здравоохранение) и инфраструктуру. Эти расходы предлагалось увеличить на 4 % ВВП, снизив госрасходы на силовиков и бюрократию на 2 % ВВП. Армия, силовики и бюрократия «своего» не отдали.

Провалилась вся программа, связанная с защитой инвестиций. За прошедшие с 2011-го годы прямые иностранные инвестиции практически обнулились из-за внешней политики. Не выросла привлекательность России для иммиграции, не удалось снизить занятость в бюджетном секторе. А вместо интеграции вузовской науки в общемировую мы имеем теперь ограничения на контакт университетских преподавателей с иностранцами. Власть не стала более открытой — механизмы участия различных групп интересов в принятии решений развиваются лишь формально.

Не были реализованы даже скромные предложения по снижению репрессивности Уголовного кодекса и приведению к состоянию, адекватному рыночной экономике. А защита инвестиций была обеспечена только попавшим под санкции компаниям, принадлежащим людям, близким к политическому руководству страны.

Начавшаяся реформа органов надзора не привела к сокращению полномочий чиновников по регулированию бизнеса. Налоговые поступления от малого и среднего бизнеса не были перераспределены в пользу муниципалитетов, развитие бизнеса не стало приоритетом местных властей. Не реализована идея стимулирования сектора арендного жилья и обратной ипотеки. Фактически остановилась приватизация, во всех секторах экономики снижается уровень конкуренции.

Государство не придумало, как быть с конфликтом интересов, когда оно одновременно является регулятором и собственником крупных компаний. Не смягчено избыточно жесткое трудовое законодательство, а миграционная политика, несмотря на «плохую» демографию, не перестала носить ограничительный характер, мешающий интеграции мигрантов в общество. Не реализована программа увеличения адресности помощи бедным, создания универсального пособия для бедных вместо набора разрозненных выплат и идея минимального гарантированного дохода для людей в состоянии крайней бедности. Только сейчас начинает обсуждаться идея увеличения вычетов по НДФЛ до размера прожиточного минимума.

Не расширились возможности частного инфорсмента законодательства (например увеличение компенсаций по потребительским искам): органы следствия и прокуратуры стремятся оставить эту монополию за собой. Почти не осуществлена идея допуска гражданских организаций к оказанию социальных услуг, которые традиционно оказывает государство. В социальном секторе не стимулируется конкуренция. Не повысилась самостоятельность бюджетных учреждений. Не остановилась централизация во всех сферах управления: и регионы, и муниципальные образования стали еще более зависимы от федерального центра.

Ученый — это новый бюджетник

Главным же результатом всей этой масштабной работы стало окрепшее у чиновников понимание: ученые — это те же бюджетники. Заплатив им денег, можно заставить их как миленьких решать поставленную перед ними задачу, даже если она им не нравится. Ученых можно поставить на службу государству. Но не всех.

Политическое обострение 2011–2012 годов разделило университетский и академический мир на «согласных» и «несогласных». Госвласть поняла, что если одни ученые готовы на все, то другие слишком много себе позволяют — сами «фрондируют». Государство поняло, что за университеты надо браться всерьез: они воспитывают «неправильную», буйную молодежь.

  • В 2013-м фактически был вынужден уехать из страны Сергей Гуриев, один из лучших российских экономистов. Тогда же началась реформа Академии наук, целью которой стало превращение академических институтов в бюджетные учреждения, лишенные остатков самостоятельности.
  • Несколько дел против ученых (за мнимую госизмену и за честную экспертизу, как против Ольги Зелениной) должны были показать экспертам границы допустимого.
  • В середине 2010-х были заменены ректоры множества региональных университетов.
  • В университетах, как в советские времена, появились режимно-секретные «первые отделы» из представителей спецслужб, которые стали отслеживать активных студентов.
  • Из региональных вузов стали выдавливать преподавателей, придерживающихся оппозиционных настроений или слишком активных в научной кооперации с «заграницей».

К 2019 году этот процесс докатился и до лучших университетов страны в лице той же НИУ ВШЭ. А в других университетах цензура и вовсе стала делом обычным.

Так Стратегия-2020 оказалась последней — и неудачной — попыткой экспертов вразумить власть, придать ей гуманный облик.

Получилось обратное: власть воспользовалось экспертами, взяв из их наработок ровно то, что было ей нужно, чтобы придать политическому режиму макроэкономическую устойчивость. Массовый призыв ученых «подумать, как сделать лучше», закончился тем, что лучше не стало. Зато власть твердо усвоила, что пора делить экспертов на тех, кто согласен ей во всем помогать, и на прочих. Первые были подсажены на «пряники», со вторыми же — «разговор особый», в духе «а вы, товарищ, проследуйте за нами». Теперь огосударствление науки почти завершено, а тогда, в 2011-м, она сделала один из важных шагов — прямо в объятия государства-Левиафана.

Автор Борис Грозовский, экономический обозреватель, специально для «Новой газеты»

https://novayagazeta.ru/articles/2020/01/21/83546-buduschee-na-zakaz


About the author
[-]

Author: Дарья Тарарай, Дмитрий Прокофьев, Борис Грозовский

Source: novayagazeta.ru

Added:   venjamin.tolstonog


Date: 04.07.2020. Views: 55

zagluwka
advanced
Submit
Back to homepage
Beta