О внешней политике Китая на современном этапе

***

Курс на «евразиацию» как главный итог российско-китайского Валдая

Превращение Евразии в зону «нового мультилатерализма» или многосторонних подходов, основу которых составляет геополитический консенсус России и Китая в рамках «Большого Евразийского (или Евроазиатского) партнерства» как минимум ограничивает доступ сюда Вашингтону. И понятной стратегической целью, которая пусть и не провозглашается, но четко подразумевается, является предельное сужение сферы его влияния по всей Евразии, включая Европу, – с возвратом Запада в первичный ареал своего обитания.

В рамках Валдайского клуба в онлайн-формате прошла важная и интересная конференция на тему «Новый евразийский мультилатерализм: ответ Китая и России». Ряд известных специалистов по международным и двусторонним российско-китайским отношениям с обеих сторон обсудили состояние и перспективы глобальной ситуации, а также тенденции развития так называемой «Большой Евразии». Роль и значение этого мероприятия, на наш взгляд, не получившего должного освещения в СМИ и потому существенно недооцененного, далеко выходит за границы двусторонних отношений и напрямую связано с начинающимся процессом глобального переустройства на долгожданной основе глобальной альтернативы, которая выдвигается в противовес нынешнему западо-центричному миропорядку. Если коротко, то речь идет о завершении глобализации и ее замене, условно говоря, «евразиацией». Но обо всем по порядку.

Повышенная острота была заложена уже в тематику конференции. Ответом Москвы и Пекина на попытки удержания Вашингтоном глобального доминирования провозглашается фактическое исключение из территории этого доминирования Евразии. И превращение Евразийского континента в зону «нового мультилатерализма» или многосторонних подходов, основу которых составляет геополитический консенсус России и Китая в рамках «Большого Евразийского (или Евроазиатского) партнерства». Доступ сюда Вашингтону как минимум ограничен. И понятной стратегической целью, которая пусть и не провозглашается, но четко подразумевается, является предельное сужение сферы его влияния по всей Евразии, включая Европу. Чтобы понятней раскрыть смысл, отметим, что слово «глобальный» в выступлениях участников практически не звучало, а вот слово «евразийский», напротив, служило лейтмотивом, красной нитью, проходившей через все выступления. Причем особенно жестко это подчеркивалось китайскими спикерами, которые, рассуждая о евразийских перспективах, не уставали констатировать скорый крах американской гегемонии. Подход российских участников был мягче: о США предпочитали не вспоминать, очерчивая круг интересов конкретными вопросами, решение которых ускорит сближение и интеграцию Евразии.

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

Теперь конкретика. Основные тезисы китайской стороны, прозвучавшие в выступлениях представителей пекинского CITIC-фонда Кунь Даня и Ван Сянсюя, а также экс-президента ЭКСИМ-банка Ли Жогу и военных аналитиков Ван Дзюньли и Ван Хайюня, следующие. Эпидемия коронавируса, с которой Китай справился, а США нет, обозначила упадок американской гегемонии, угрожавшей миру. Пекин не претендует на аналогичную гегемонию, а ведет с американскими гегемонистскими притязаниями борьбу в общих интересах стран развивающегося мира. Участие Китая в формировании того, что именуется «новым мировым порядком» (в который вкладывается иное, оригинальное толкование, отличное от устоявшегося термина, внедренного в 1990 г. еще Джорджем Бушем — старшим), ограничивается Евразией. Именно Евразия должна стать колыбелью такого миропорядка, осью которого, в свою очередь, служит российско-китайский альянс, выраженный идеей Владимира Путина о «Большом Евразийском партнерстве». Такое партнерство, открывающее новую эпоху в международных отношениях, зиждется на сопряжении между собой двух базовых интеграционных проектов — ЕАЭС и «Пояса и пути», которое евразийские гиганты осуществляют собственными силами, без участия США и Запада, взаимно поддерживая эти проекты мощной системой экономических, политических и иных связей. Условием достижения этих заявленных целей служит открыто провозглашенная на Валдае деглобализация, причем как естественная, обусловленная американским упадком, так и «принудительная», связанная с противодействием глобализации со стороны объединенных усилий Пекина и Москвы. Место сданной в архив прежней глобализации должна занять идея «новой глобализации», основанной на «евразийском подходе». Поскольку такой подход ограничивается Евразией (почему мы и употребили применительно к нему новый термин «евразиация»), постольку, помимо экономики, центральной задачей становится формирование на континенте новой системы безопасности, связанной с ШОС как концентрированным выражением российско-китайского взаимодействия. Показательно: БРИКС даже не упоминается. Таким образом, Евразия превращается в бастион «евразиации», с помощью которой прежняя глобализация выталкивается за пределы континента, на океаническую мировую периферию. Внутри Евразии этим процессам способствует поддержка российско-китайских инициатив другими странами и объединениями, и путем к этой поддержке являются действия Москвы и Пекина, направленные не только на удовлетворение собственных интересов, но и на (свойственный лидерам. — В. П.) альтруизм и помощь, адресованную прежде всего странам — участницам проектов ЕАЭС и «Пояса и пути». Считается, что по мере продвижения этих тенденций в их орбиту начнут втягиваться и страны нынешнего Европейского союза (ЕС), а также «других континентов» (надо полагать, что речь здесь идет об Африке и Латинской Америке).

Следует особо подчеркнуть, что важнейшим приоритетом евразийской безопасности с китайской точки зрения является сфера здравоохранения. В условиях пандемии это важнейший пункт общей повестки, и обращение к нему «по умолчанию» раскрывает многое. В первую очередь, понимание Пекином высокой вероятности рукотворного характера коронавируса. Не случайно среди «десяти вопросов» «Жэньминь жибао», опубликованных 2 мая текущего года, фигурировала тема закрытия из-за возможных утечек биоматериалов в августе прошлого года армейской вирусологического центра и лаборатории в Форте Детрик, штат Мэриленд. А также вопрос об участии американского Минздрава и социальных служб в проведенных тогда же в октябре вместе с фондом Билла и Мелинды Гейтс и Всемирным экономическим форумом пандемических учениях, известных как «событие 201». И из этого понимания вытекает готовность исключить пандемические эксперименты в Евразии в дальнейшем, что и скрывается за формулировкой «безопасности здравоохранения». Для нашей страны, с учетом нынешней ситуации, это важно вдвойне, ибо за эпидемиологической безопасностью недвусмысленно следует безопасность политическая и конституционная, угрозу которой создают разнообразные групповые и клановые «игры» вокруг медицинской проблематики.

Поддержав, а в некоторых случаях и усилив китайские подходы, российская сторона дискуссии, представленная специалистом Центра китаеведения МГИМО Алексеем Воскресенским, руководителем одного из департаментов Евразийской экономической комиссии Андреем Пантелеевым, а также профессором СПбГУ Яной Ликсютиной, обратила внимание на практическую сторону. Прозвучал ряд важных вопросов:

• о «трансрегионализации» международного права, которая связывается с координацией региональных и межрегиональных институтов;
• о законодательной базе Большого Евразийского партнерства и институтах его управления: хватит ли традиционных экономических рычагов (рабочие группы, банки и т.д.) или потребуется более привычная для наших стран распорядительная основа — так между строк читалась эта дилемма;
• о конкретных формах сопряжения проектов ЕАЭС и «Пояса и пути»: обычное экономическое сотрудничество — одна история, не требующая дополнительных форматов, а зона свободной торговли — уже другая, и для нее придется приводить оба проекта, один из них экономический, а другой — инфраструктурный, к некоему общему знаменателю;
• еще одной дилеммой прозвучал характер сотрудничества: готова ли китайская сторона к строительству «Большой Евразии» на паритетной основе, с полноценным учетом российских интересов.

Несколько особняком прозвучало предельно конкретизированное, выдержанное в духе скорее китайских, чем российских участников конференции, выступление руководителя Центра АСЕАН МГИМО Виктора Сумского. Было подчеркнуто, что условием реальной, а не декларативной реализации евразийских проектов, которые мы обобщаем понятием «евразиация», является постоянно укрепляющееся российско-китайское партнерство, важнейшее место в котором занимают вопросы безопасности, не менее актуальные, чем экономическое взаимодействие. Данный вопрос, на наш взгляд, совершенно справедливо увязывался с пониманием, что объединение Москвы и Пекина имеет под собой не только перспективное видение будущего, но и суровую современную реальность, в которой наши страны на протяжении уже длительного периода подвергаются «комплексному давлению» со стороны США. Добавим, что это тот самый случай, когда «не было бы счастья, да несчастье помогло». Нет сомнений, что сближению России и Китая не было, и нет никакой разумной альтернативы, но пробивать путь оно могло себе еще долго, если бы не американское поведение «слона в посудной лавке».

Что еще обращает внимание? Лейтмотив обсуждения на конференции вольно или невольно апеллирует к классическим канонам геополитики. Они вышли из-под пера западных стратегов и связаны с дихотомическим противостоянием Моря и Суши — цивилизации Запада, ядро которой представлено морским англосаксонским конгломератом, и континентальной цивилизации, эпицентром которой служит Хартленд. Но если в теоретических построениях Мэхана, Маккиндера, Спайкмена Хартленд — это Россия, север Евразии, а Китай — оконечное пространство именуемое Римлендом, который используется Морем для экспансии на Сушу, то следует признать, что нынешнее российско-китайское сближение, обозначенное участниками форума, во-первых, распространяет пределы Хартленда и на Китай. Тем самым Римленд ограничивается европейским «аппендиксом» Евразии, ее нестабильным Югом, включая Индию, а на юго-востоке континента фактически лишается сухопутных территорий и отодвигается на острова и прибрежные территории. Западные теории на практике здесь обращены против самого Запада, и не впервые в истории, если вспомнить опыт марксизма. Во-вторых, тем самым подводится окончательная черта под западными спекуляциями вокруг тематики «северного» и «южного» Китая, которую англосаксонские стратеги усиленно эксплуатировали еще со времен Второй мировой войны. В-третьих, это особенно важно, предельно актуализируется генеральный евразийский тренд на дальнейшую консолидацию Хартленда за счет тех самых лимитрофов Римленда, которые имеются в виду формулировками интеграции с Европой и АСЕАН. Давайте называть вещи своими именами: представленная геоисторическая динамика, получив дальнейшее развитие, служит однозначным и надежным инструментом отодвигания (или, в терминах геополитики, «отбрасывания») Запада в сферу своего исторического обитания, без права на реванш. Все сомнения на этот счет снимаются перспективой деглобализации с переоформлением бывшей глобализации в «евразиацию».

Конечно, не будем торопиться. Это пока «мозговой штурм», предпринятый в целях обсуждения тематики и адаптации к ней участников с обеих сторон — российской и китайской. Но то, что это обсуждается, причем, не в закрытых интеллектуальных центрах, а на публичной, широко засвеченной в СМИ, авторитетной и влиятельной экспертной площадке, свидетельствует о громадном продвижении общего понимания Москвой и Пекином протекающих в мире процессов. Не будет преувеличением сказать, что период «притирки» двух стран, необходимость которого была обусловлена трагическим разрывом 60-х — 80-х годов прошлого века, успешно пройден и близок к своему завершению. Между странами достигнут такой уровень взаимопонимания и доверия, который позволяет перейти к новому этапу, связанному со стратегической проектной координацией не только внешней и военной политики, но и общему видению модели будущего для двусторонних отношений и человечества в целом. Если наполнять тематику Большого Евразийского партнерства не только материальной, но и духовной составляющей, то речь идет как раз о том самом «сообществе единой судьбы человечества», строительство которого служит лейтмотивом партийно-государственных документов КНР, которые приняты со времен прихода к власти Си Цзиньпина.

И последнее. Все эти тенденции не только «отбрасывают» Запад, обращая вспять его экспансию, но и ставят «на растяжку» его европейскую часть, которая и так на протяжении многих столетий разрывалась между англосаксонским Морем и великоконтинентальной Сушей. Понятно, что пока существует НАТО, вопрос об уходе из Европы для США не стоит даже при крахе ЕС. Однако историческая «капля камень точит», и как знать, что будет происходить дальше, особенно на фоне тех коллизий и перспектив длительной нестабильности, которые в полной мере проявили себя в завершившейся американской президентской кампании. «Евразиация» — достойный и исчерпывающий ответ на прозвучавшие четверть века назад горделивые эскапады Бжезинского о том, что «впервые в истории» мировой центр ушел из Евразии. И это обстоятельство превратило великий «мировой остров», добавим это уже от себя, если не в субъект внешнего управления, то в геополитического статиста, сосредоточенного на рефлексии по отношению к внешним вызовам. Понятно, что впереди еще большой и сложный путь, но первые шаги по нему уже сделаны. И это не может не порождать естественного, хотя и очень осторожного оптимизма.

Источник - https://regnum.ru/news/polit/3106920.html

***

Карабахский конфликт в интерьере китайского внимания и влияния

Внимание правящих кругов Ирана, особенно командования КСИР, к событиям в Нагорном Карабахе, характерное на фоне выборной вакханалии в США и сближения Китая с Россией, совсем не случайно. Находясь далеко от Закавказья, китайские интересы, прежде всего геоэкономические, в значительной мере реализуются через Тегеран. В том числе в рамках его регионального противостояния с Анкарой, действия которой в карабахском конфликте вызывают серьезное беспокойство Пекина, наравне с Москвой.

Когда в июле текущего года мировые СМИ буквально взорвала информация о подготовке Ираном и Китаем «Комплексного плана сотрудничества» на четверть века, некоторые наблюдатели, особенно в США, изучив опубликованные утечки о наличии в нем секретного «подвала», возложили ответственность на Белый дом за провалы во внешней политике. И предрекли Дональду Трампу «большие проблемы» на выборах, увязав этот прогноз с выходом США в мае 2018 года из Совместного всеобъемлющего плана действий по иранской ядерной программе (СВПД). Что их побудило к такой оценке и почему она оказалась недалека от истины?

Как неоднократно отмечалось различными изданиями, даже публичная часть китайско-иранского соглашения поражает своей масштабностью. Не только в традиционных для двустороннего взаимодействия сферах энергоносителей и транспортной инфраструктуры, включая 400-миллиардные вложения в них Пекина, как и превращение первой иранской ВСМ Тебриз — Тегеран в участок железнодорожного транзита в рамках «Пояса и пути» от китайского Урумчи в Синьцзяне до туркменистанского побережья Каспия. Но и в военной и военно-технической части, где даже обнародованные вещи содержат пункты, крайне неприятные как для США, так и для их региональных сателлитов, прежде всего Израиля. Например: размещение пятитысячного китайского воинского контингента у побережья Персидского залива, китайская аренда ряда иранских портов, в том числе Чабахара, реконструированного ранее Индией, в дополнение к пакистанскому Гвадару. Или появление в Иране точек базирования китайских ВВС и ВМС.

И главное: перспектива подключения к этому сотрудничеству России, с которым связываются возможности развертывания в регионе сетей ПВО и РЭБ, способных контролировать весь регион, включая Саудовскую Аравию, и увязка их с соответствующими частями и подразделениями российского Южного военного округа. А также тройственный обмен слушателями военно-учебных заведений и т.д. Даже этого, без учета упомянутой «секретной» части, вполне достаточно для того, чтобы тот же израильский премьер Беньямин Нетаньяху одним из первых поторопился поздравить Джо Байдена с пока еще не признанной победой. Отплатив Трампу тем самым черной неблагодарностью за огромную услугу в виде переноса американского посольства в Иерусалим.

По сути, в этом случае в регионе на базе Ирана будет выстроена полноценная российско-китайская система высокотехнологичной коллективной обороны, и это еще один повод напомнить о вызвавшем бурный резонанс недавнем заявлении российского президента Владимира Путина о возможности при определенных условиях трансформации стратегического партнерства Москвы и Пекина в военный союз. Если же рассматривать данный вопрос через призму международно-правовых отношений, то не исключено дальнейшее расширение ШОС за счет Тегерана, обладающего в настоящий момент в ней статусом страны-наблюдателя.

Конечно, все еще достаточно проблематично. С одной стороны, в самом Иране существует оппозиция теснейшему сближению с Китаем и через него с Россией. Еще в июле, только узнав о готовящемся китайско-иранском соглашении, солидарно и, что показательно, с похожей аргументацией угрозы потерять суверенитет против него выступили такие, казалось бы, противоположные фигуры, как экс-президент Махмуд Ахмадинежад и отпрыск свергнутого Исламской революцией 1979 года шаха Резы Пехлеви. С другой стороны, в условиях сохраняющегося режима санкций Иран жизненно нуждается в прорыве экономической блокады, и китайское направление — безальтернативно приоритетное, тем более весомое, чем сильнее градус китайско-американской конфронтации. Еще очень важно, что разворот в китайскую сторону готовит командование КСИР, которое резко активизировалось на данном направлении после новогоднего теракта против бывшего командующего корпусом генерала Касема Сулеймани. Наконец, важным аргументом в пользу укрепления связей с Китаем для Тегерана выступает турецкий фактор. И сам факт перманентного соперничества двух стран за позиции регионального лидерства, и неоосманистские амбиции турецкого президента Реджепа Тайипа Эрдогана, затрагивающие сферы жизненно важных иранских интересов. И, конечно же, нынешний конфликт в Нагорном Карабахе, в который в роли фактически полноценной стороны вмешалась Анкара.

Достигаемые азербайджанской стороной военные успехи при помощи Турции активизируют обсуждение вопроса о таком изменении региональных границ, которое приведет к появлению азербайджанской «полосы отчуждения» между Арменией и Карабахом с одной стороны и Ираном с другой. А это ударит не только по интересам, но и по внутренней стабильности в последнем. Специалисты обращают внимание на многочисленность азербайджанской диаспоры в северном Иране, в массах которой определенный отклик находят бравурные победные реляции Анкары и Баку под лозунгом «один народ — два государства». Но ход карабахской войны, и это в данном случае самое основное, задевает интересы не только Ирана, но и становящегося его близким союзником Китая.

Во-первых, это дестабилизирует южный Кавказ, осложняя в регионе положение России, с которой Поднебесную все более связывает общая стратегия. А поскольку все это происходит вблизи зоны боевых действий в Сирии, в которой на стороне ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) воюет немало этнических уйгур, эта угроза усиливается. В Пекине, как и в Москве, внимательно следят за международно-террористическими «кадрами» с боевым опытом, небезосновательно опасаясь его применения по возвращении домой против собственных стран.

Во-вторых, Иран и Армения, конкретно Гюмри, где располагается российская военная база, крайне важная логистическая точка на маршруте одной из веток «Пояса и пути», и эта ветка уже понесла крупный урон после начала торговой войны США против КНР. В январе текущего года Грузия под давлением Вашингтона аннулировала контракт с Китаем на строительство первого своего глубоководного порта Анаклия. Ранее США, как и ЕС, напротив, убеждали грузинское руководство в необходимости реализации этого проекта, считая, что таким образом «насолят» России, от которой к Грузии перейдет часть грузового транзита из КНР в Европу. Как пойдет «нитка» маршрута из Ирана в Гюмри через азербайджанскую территорию, в Пекине, видимо, понимают не до конца; к тому же Китай имеет богатейший опыт нахождения под «дамокловым мечом» угроз американского контроля над собственными торговыми морскими коммуникациями — один пример Малаккского пролива чего стоит.

В-третьих, это для Пекина очень серьезный аргумент. Несмотря на значительный рост китайско-турецкого товарооборота, между Турцией и Китаем сохраняется целый комплекс серьезных противоречий. Никуда не делся и опыт неудачной попытки установления серьезных контактов между Эрдоганом и Си Цзиньпином в 2015—2016 годах. Существует мнение, что для турецкого лидера это обернулось июльским заговором и военным «недоворотом» 2016 года, а для китайской — арестом в начале марта 2018 года одного из крупнейших бизнесменов, главы финансово-нефтяной компании CEFC (China Energy Company Limited) Е Цзяньмина. Очень многие эксперты на Западе связывают эти события с недовольством рвущихся к власти в США как раз в эти дни радикально-либеральных кланов во главе с Джо Байденом. Не секрет, что его интересы представлены не только в Турции, где их продвигает оппозиция, рассыпающаяся сейчас в поздравлениях «избранному президенту Байдену», но и в Китае, где никуда не делись определенные элитные группы, связанные с верхами комсомола. Данная информация требует внимания хотя бы потому, что арест Е Цзяньмина очень похоже что был приурочен к открытию сессии ВСНП, которая именно тогда, в марте 2018 года, решала вопрос о конституционной реформе и отмене ограничений в два срока на пребывание лидера партии и страны у власти. Подобрали время, когда Си Цзиньпину было явно не до того.

Но главное противоречие между Анкарой и Пекином, дающее о себе знать с тех пор, — резкая активизация критики Эрдоганом, даже вопреки мнению своих партнеров во власти, китайской политики в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), в котором местный коренной этнос представлен тюрками-уйгурами. Значительные усилия, предпринятые центральным правительством КНР и властями Синьцзяна по развитию региона, натыкаются на османско-имперские амбиции турецкого лидера, которые он распространяет на весь Ближний и Средний Восток и в первую очередь — на тюркский мир. Симпатии Эрдогана однозначно находятся на стороне уйгурского сепаратизма, и в Пекине не могут этого не учитывать. Второе важное противоречие, по утверждению специалистов, естественная конкуренция Турции и Китая как крупнейших мировых товаропроизводителей, продукция которых распространяется по всему миру — от Европы и России до Средней Азии и даже Африки. Имеется и еще одно противоречие, которое сталкивает Анкару, считающую себя, повторим это, лидером тюркоязычного мира, и Пекин в Средней Азии, где две страны борются за доступ к богатым сырьевым ресурсам энергоносителей. Темпы развития китайской экономики диктуют расширение энергопотребления, а для Турции, с ее стороны, помимо регионального влияния, важен и собственный маршрут нефтяного и газового экспорта в противоположном от Китая направлении на Запад.

Подведем краткий итог. Интерес и внимание иранских правящих кругов, особенно внутриполитической «фракции» командования КСИР, к событиям в Нагорном Карабахе, характерные на фоне выборной вакханалии в США и сближения Китая с Россией, далеко не случайны. Находясь очень далеко от Закавказья, китайские интересы, прежде всего геоэкономические, в значительной мере реализуются через Тегеран. В том числе в рамках его регионального противостояния с Анкарой, действия которой в карабахском военном конфликте вызывают серьезное беспокойство Пекина, наравне с Москвой. Динамика обозначившегося иранского вовлечения в геополитическое противостояние вокруг этого сюжета, особенно если получат развитие военные аспекты китайско-иранского сближения с участием России, послужит «лакмусовой бумажкой» многого из того, что происходит на самом деле.

Кстати, за считанные дни до написания этого материала Китай сменил своих послов в Турции и Армении, сохранив дипломатическое статус-кво в своих представительствах в Иране и Азербайджане. Некоторые наблюдатели считают, что это о многом говорит, и советуют внимательно присмотреться к этой стороне региональных событий. Нам же остается подчеркнуть, что в разворачивающейся на наших глазах крупной игре интересы России и Китая в очередной раз оказываются весьма близкими.

Источник - https://regnum.ru/news/polit/3109746.html

***

Саммит ШОС и российско-китайская альтернатива будущего

На базе ШОС формируется не просто международная организация, сопоставимая с совокупной связкой НАТО и ЕС и кое в чем превосходящая их потенциалом, а также нарушающая западную монополию на многосторонние институты. ШОС все более становится похожей на многоуровневую, «глубоко эшелонированную» систему самых разнообразных связей — экономических, социальных, гуманитарных, культурных, политических, а также военных, — в основе которой лежит российско-китайское партнерство.

Под российским председательством прошло ежегодное заседание Совета глав государства ШОС, проведенное в видеоформате. Не секрет, что своеобразной осью ШОС, стоявшей у истоков этой международной организации, созданной в 2001—2002 годах, является постоянно укрепляющееся взаимодействие России и Китая. Тем важнее проследить за содержанием и логикой выступлений на нынешнем саммите Владимира Путина и Си Цзиньпина, тем более что в этот раз они отличались беспрецедентным сближением общей тематики.

Прежде всего следует отметить, что ШОС все более превращается в глобальную альтернативу ослабевающему американскому лидерству. Некоторое время назад основные надежды на это связывались с БРИКС, пока не стало ясно, что они по большому счету тщетны. Слишком «лоскутное одеяло» представляет собой это объединение, которому, в отличие от ШОС, все труднее справляться с вызовами постоянно меняющейся международной обстановки и внутренней расстановки сил. В полной мере это стало ясно в 2019 году, на фоне очередного «экстремального» транзита власти в Бразилии, которая в результате этого скатилась в американскую зону влияния. Следующим шагом прочь от реальности стал дрейф в сторону США Индии. С одной стороны, казалось бы, тем самым ослабляется и ШОС, частью которого является Индия; с другой, эта страна — новый член организации со стажем участия, значительно уступающим «отцам-основателям». Признание Дели Хартии ШОС, принятой еще в 2002 году, задолго до его появления в организации, переводит вопрос о нынешних тенденциях по сближению Индии с Западом в плоскость соответствия/несоответствия целям и задачам ШОС. В том числе тем, что связываются с ее ролью в поддержании евразийской стабильности.

Пока приходится констатировать, что Индия из этого круга задач выпадает. Но если для ШОС эта политика Дели не является ослабляющим моментом, то БРИКС, особенно с учетом вышеупомянутого бразильского фактора, все более превращается в «клуб» по интересам, которые между собой расходятся. Как автору этих строк приходилось предрекать еще несколько лет назад, ШОС выдержала испытание временем, а перспективы БРИКС с этой точки зрения остаются под большим вопросом. Именно поэтому особняком на нынешнем саммите стали выступления лидеров России и Китая, и еще раз подчеркнем, что они, обнаруживая высокий уровень стратегической координации, между собой очевидно пересекались.

Первое, что важно, своеобразный совместный отчет Москвы и Пекина о мерах противодействия пандемии. В экспертном сообществе превалирует мнение о «естественном» происхождении эпидемии, несмотря на то, что многие факты говорят об обратном. Учитывая это, ни Россия, ни Китай не педалируют острых вопросов эпидемической повестки, а разворачивают проблему в другую сторону. Вне зависимости от того, природный вирус или рукотворный, задачей стоит защита от него населения Евразии, жители которой не столько разделены государственными границами, сколько тесно связаны их континентальным переплетением. Поддержка системы общественного здравоохранения в выступлениях и российского, и китайского лидеров показывает не только готовность совместно противодействовать распространению вируса в рамках евразийской интеграции, но и, если допустить, что он является продуктом человеческой деятельности, оградить страны континента от дальнейших экспериментов с помощью формирования системы биологической безопасности.

Вторым аспектом, солидарно затронутым обоими лидерами, причем в контексте именно континентальной безопасности, является тематика, связанная с Афганистаном. И президент Путин, и председатель Си уделили особое внимание площадке контактной группы ШОС — Афганистан, сделав упор на мирном восстановлении страны, десятилетиями страдающей от перманентной многосторонней гражданской войны, в которую активно вовлечены и разнообразные внешние силы, прежде всего США и НАТО.

Почему так важна афганская тема? Действующий президент США Дональд Трамп незадолго до выборов обнародовал план вывода в декабре американских войск из Афганистана. Нет сомнений в двух вещах. Во-первых, в том, что это произойдет вне зависимости от итогов той внутренней борьбы, которая разворачивается в США вокруг результатов голосования на президентских выборах. Дорвется до власти Джо Байден — войска США в рамках общего комплекса мероприятий, осложняющих жизнь будущей демократической администрации еще до ее воцарения, будут выведены еще быстрее и решительнее, чем если прописку в Белом доме сохранит его нынешний хозяин. Во-вторых, после ухода американцев из Афганистана в этой стране и вокруг нее предсказуемо возрастают риски обострения внутренней и региональной конфронтации и хаоса борьбы всех со всеми. И это в равной мере подрывает безопасность как России, ввиду угрозы светским государственным режимам Средней Азии, так и Китая, ибо радикализация обстановки в Афганистане непосредственно связана с развитием событий в соседнем Пакистане, который является членом ШОС и союзником КНР, а также в китайском Синьцзяне. В связи с этим совсем не исключено, что Москва и Пекин после ухода американцев из Афганистана вынуждены будут разделить долю ответственности за настоящее и будущее этой многострадальной страны.

И здесь самое время вернуться к теме укрепления китайского союза с Ираном, который на глазах, в связи с событиями в Закавказье, превращается в форпост противодействия далеко идущим пантюркистским планам официальной Анкары. Не исключено, что эта тема — один из мотивов, побудивших лидеров России и Китая упомянуть об укрепляющемся военном взаимодействии внутри ШОС, которое, по свидетельству В. Путина, активно координируется с форматами ОДКБ и СНГ. Масштаб этих усилий впечатляет потому, что речь идет о формировании подлинного «ядра» объединенной Евразии, обладающего потенциалом эффективного сдерживания, в том числе ядерного, агрессивных поползновений сил, внешних по отношению к нашему континенту, мечтающих держать его под собственным контролем. Вполне прозрачным в этой связи выглядит намек В. Путина на террористические анклавы в Сирии, под которыми явно подразумевается Идлиб, превращенный режимом Анкары в оплот терроризма, направленного на север, а также напоминание Си Цзиньпина о «трех силах зла» — том же терроризме, а также сепаратизме и экстремизме.

Общей у двух лидеров на саммите также оказалась линия противодействия внешнему вмешательству в дела стран — участниц ШОС. Вот как это звучит у В. Путина: «Еще одним неприкрытым вызовом нашей общей безопасности являются участившиеся попытки прямого вмешательства извне во внутренние дела государств, участвующих в деятельности ШОС. Речь идет о грубом нарушении суверенитета, стремлении внести раскол в общество, изменить вектор развития государства, разорвать веками складывающиеся и уже сложившиеся политические, экономические и гуманитарные связи». А вот как у Си Цзиньпина: «Необходимо решительно поддерживать усилия соответствующих стран по последовательному продвижению важной внутриполитической повестки, твердо поддерживать их усилия по обеспечению политической безопасности, социальной стабильности и невмешательства во внутренние дела стран — участниц ШОС извне под каким бы то ни было предлогом». Согласимся: опасения и Москвы, и Пекина на этот счет вполне обоснованы, и мотивов дальнейшего сближения на их почве предостаточно.

Тем, кто любит спекулировать на якобы «заинтересованности» Китая в приходе к власти американских демократов, предложим авторитетное экспертное мнение профессора пекинского университета Цинхуа У Дахуэя, который считает, что в США сложился двухпартийный консенсус по «сдерживанию» Китая и России, непоколебимый при любых раскладах в коридорах власти в Вашингтоне. Более того, в силу своего политического эгоизма и неспособности к взаимодействию с союзниками в Европе, Трамп, как считает У Дахуэй, в этом сдерживании менее эффективен, чем Байден, администрация которого составит нашим странам большую угрозу, чем нынешняя. На наш взгляд, это очень важное и существенное соображение, которое Москве и Пекину следует учитывать при формировании как внутренней, так и совместной повестки.

Значительное внимание В. Путин и Си Цзиньпин уделили институциональному оформлению ШОС и его увязке с перспективами «широкой» интеграции в рамках сопряжения китайского проекта «Пояса и пути» с российским проектом ЕАЭС. При этом российский лидер выделил прежде всего действующие институты экономических и гуманитарных связей — Деловой совет, Межбанковское объединение, Молодежный совет ШОС, Форум глав регионов. Си Цзиньпин же подчеркнул необходимость дальнейшего укрепления общей правой базы ключевых институтов ШОС, и за этим явно угадывается их альтернативность существующей архитектуре «глобализационного» миропорядка. Понятно, что, провозглашая целью строительство в Евразии «сообщества единой судьбы», китайский лидер обращает особое внимание на продвижение общих инициатив. Среди прозвучавших на саммите важно, на наш взгляд, выделить создание совместной рабочей группы по борьбе с бедностью, укоренение ставшей ежегодной практики Молодежного лагеря ШОС, а также предстоящего проведения в Чунцине Форума цифровой экономики. Отдельной темой, которая, впрочем, на саммитах глав государств — членов организации звучит всякий раз, является укрепление совместной антитеррористической структуры.

Что в очередной раз привлекает внимание, так это одновременное, с солидарной расстановкой акцентов, обращение к теме 75-летия завершения Второй мировой войны и Великой Победы, достигнутой нашими странами и народами в противодействии силам фашизма, милитаризма и мировой реакции. В. Путин: «И, конечно же, не могу не упомянуть, что весь текущий год прошел под знаком празднования 75-летия окончания Второй мировой войны. Все государства — участники ШОС уделили особое внимание проведению связанных с этим юбилеем памятных мероприятий. Символично, что в параде Победы на Красной площади в Москве вместе с российскими военнослужащими торжественным маршем прошли расчеты из стран ШОС. И сегодня по итогам заседания мы примем заявление, в котором отметим, что глубоко чтим память о Великой Победе, подчеркнем значение подвига наших народов, ценой огромных и невосполнимых жертв спасших мир от нацизма. Вижу в этом не только дань уважения тем, кто сражался с врагом, но и важный сигнал всему международному сообществу о сплоченности государств — членов нашей организации в их решимости сообща отстаивать мир и безопасность». Си Цзиньпин: «Ровно 75 лет минуло, как наши деды и прадеды завоевали победу в мировой антифашистской войне, создали ООН и тем самым открыли новую главу в истории человечества. Мы должны извлечь ценные уроки из прошлого, практическим шагами отстаивать многосторонность, совершенствовать и защищать мировой порядок. Необходимо придерживаться принципа совместного обсуждения, совместного строительства и совместного использования. Дело мира отстаивается всеми вместе, посредством консультаций, на основе коллективных усилий, а достижения развития должны быть всеобщим благом народов всех стран мира». Как помним, совсем недавно, в начале сентября, в ходе торжеств по случаю юбилея окончания той войны Москва и Пекин публично анонсировали совпадение позиций по борьбе с фальсификациями и сохранению исторической памяти.

Кроме того, что было сказано, важно и то, что угадывалось, но напрямую не произносилось. Тема борьбы с протекционизмом и односторонними подходами, недвусмысленно указывая на США, обошлась без жесткой постановки вопроса, и за этой относительной и деликатной мягкостью ясно просматривается стремление избежать подливания масла в огонь разгорающегося за океаном внутреннего конфликта вокруг результатов выборов. Это понятно: в конце концов, ШОС борется с пороками, мешающими человечеству двигаться вперед, и не считает своими врагами носителей этих пороков, которым оставляется шанс вовремя извлечь выводы из своих ошибок и пересмотреть свои подходы. Как образно высказался китайский лидер, «умные осознают естественный ход вещей, а мудрые умеют ему следовать».

Подводя краткий итог, не будет преувеличением утверждать, что на базе ШОС формируется не просто международная организация, сопоставимая с совокупной связкой НАТО и ЕС и кое в чем превосходящая их потенциалом, а также нарушающая западную монополию на многосторонние институты. ШОС все более становится похожей на многоуровневую, «глубоко эшелонированную» систему самых разнообразных связей — экономических, социальных, гуманитарных, культурных, политических, а также военных, — в основе которой лежит российско-китайское партнерство. Это качественно иной уровень интеграции, не попирающий и не подминающий национальные интересы своих участников под гегемонию единоличного лидерства, но позволяющий сторонам гармонично развиваться в рамках собственных приоритетов. И при этом создающий на главном континенте — в Евразии, на великом «мировом острове» — уникальное, многостороннее пространство согласия, развивающееся в соответствии с созданной в условиях равноправного участия «дорожной картой».

Завершившийся саммит глав ШОС — наглядная, позитивная и созидательная альтернатива не только по части модели будущего мироустройства, но и по новой стилистике строительства международных отношений, при которой «традиции» диктата и произвола уступают место широкому диалогу и равноправному взаимодействию.

Источник - https://regnum.ru/news/polit/3112142.html