На улицах городов России не только сторонники Навального: ученыe о протестах в стране

Mожно ли проводить параллели между протестами в России и Беларуси? 

Социальный антрополог Александра Архипова рассказала в интервью DW о результатах исследования, которое было посвящено нынешним протестам в России - тому, кто и почему в них участвует.

Люди какого возраста протестуют сейчас в России, все ли они выходят на улицы из-за Алексея Навального, кто и почему участвовал в протестных акциях 31 января в Москве и Санкт-Петербурге, и можно ли проводить параллели между протестами в России и Беларуси? На эти вопросы в интервью DW ответила Александра Архипова, социальный антрополог, старший научный сотрудник Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС, занимающаяся изучением массовых акций в России.   

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

Deutsche Welle: - Вы участвовали в исследовании, посвященном нынешним и прошлым акциям протеста в российских городах. Главный вопрос, конечно, кто выходит на улицы, и много ли среди них несовершеннолетних?

Александра Архипова: - Мы проводим исследования участников акций протеста, в том числе количественные опросы, с 2019 года. Поэтому теперь мы неплохо представляем динамику по Москве, а также по Санкт-Петербургу. В этом году, конкретно вчера (31 января 2021 года. - Ред.), вышло очень много молодых людей. Более 60 процентов присутствующих были в возрасте от 18 до 35 лет. Кроме всего, у 70 процентов из них было высшее образование. А у 12 процентов - неоконченное высшее. Более чем у одного процента даже была ученая степень. Сейчас очень много пишут и говорят о том, что Навальный выводит на улицу подростков, что Навальный использует наших детей.

Так вот, в этом году и в Москве (было опрошено 350 человек, 294 согласились поговорить), и в Санкт-Петербурге (опрошено 505 человек, 452 согласились ответить на вопросы) среди опрошенных нами было только 1,5 процента подростков в Санкт-Петербурге и 1,7 процента - в Москве. Это очень мало. Для сравнения: 23 января выходило 4 процента подростков в Москве. А летом 2018 года - до восьми процентов несовершеннолетних. То есть, протест молодой, но говорить о том, что Навальный использует детей, выводит их на улицы - некорректно.

Также мы спрашивали, как вы относитесь к Алексею Навальному, и 30 процентов опрошенных говорят, что они полностью ему доверяют. А 50 процентов  - что доверяют ему с разными оговорками, то есть не полностью. Это показывает важную вещь. На самом деле неправильно представлять себе этот уличный протест как акцию тех групп, которые являются фанатами Алексея Навального. Нет. На улицу выходят люди, недовольные ситуацией.

Они могут быть недовольны разными вещами: нарушениями в судебной системе - то, что Алексея Навального незаконно задержали, то что его пытались убить, то что у нас в стране плохая ситуация с коррупцией. Многие выходят из-за того, что экономическая ситуация в связи с пандемией коронавируса в России ухудшилась. При этом российское правительство недостаточно поддерживает людей, которые лишились своей работы. Существует очень много причин, почему люди выходят на улицы, и безусловная поддержка Алексея Навального - только один из этих факторов.

- Говорят ли участники, почему выходят на протесты? Что их побудило? Арест Навального? Фильм про "дворец Путина" или другие причины?

- Как правило, когда берешь интервью у таких людей, они говорят, что "я не сторонник Алексея Навального, но …", и дальше приводят причины, почему на эти акции надо ходить. Кроме этого, есть еще один очень важный фактор: мы каждый раз спрашиваем, когда вы впервые участвовали в уличных акциях протеста: митингах, пикетах, шествиях, индивидуальных пикетах, и в этом году этот процент необычайно высок - 42 процента по Москве впервые вышли на улицы 23 января, а 38 процентов опрошенных впервые вышли 31 января 2021 года.

Получается, что каждый раз около 40 процентов - новые люди, которые решили выйти на улицы. Это необычайно важно, потому что показывает, что недовольство существующим положением крайне широко распространено, и это заставило выйти на улицы тех людей, которые раньше не выходили. Причем по Санкт-Петербургу этот процент даже выше.

- Они новички на протестах?

- Про это мы не проводили количественный опрос, потому что это требует очень много времени. А в таких условиях, когда всех бьют, задерживают, это очень сложно - долго спрашивать. Но в целом одна из распространенных причин, которые называют - тотальное нарушение прав человека. Тебя могут задержать по любому обвинению, обвинить практически во всем. И никакие договорные отношения между человеком и государством не соблюдаются.

- Те, кто выходят протестовать, готовы к задержаниям? Важное отличие нынешних протестов - они не согласованы с властями. И вопрос согласования даже не обсуждается. Ранее было важно для организаторов получить согласование, и аргументом было то, что люди боятся идти под дубинки. Страха больше нет?

- За последние два года стало резко увеличиваться количество репрессивных механизмов, которые применяются по отношению к людям, которые пытаются выйти на улицы, или пишут в Сети какой-нибудь не такой пост и так далее. Естественно, что растет и недовольство. И представители власти делают все, чтобы митинги не согласовывать. И их уже давно перестали согласовывать. Подача заявки на согласованный митинг - в принципе бессмысленное дело.

Либертарианская партия России пыталась согласовать митинг в поддержку Навального, но ей это не удалось. Таким образом, несогласованный митинг оказывается единственным способом выражения своего протеста. Конечно, всем было бы лучше, если бы митинг был согласован, если бы люди могли бы прийти спокойно и выразить свои чувства, но так не происходит. В Москве вчера был партизанский протест. Если в Петербурге люди могли идти по площади, по проспекту таким спонтанным шествием, то в Москве это был бесконечный партизанский протест, все бегали по разным точкам, уворачиваясь от дубинок.

Да, готовность протестующих к риску мы оцениваем как очень высокую. Это тоже очень важный показатель. У людей не осталось никакого другого способа протестовать, кроме как протестовать своим телом. Ты даже, например, не можешь сделать репост в соцсетях о готовящейся акции, это будет расценено как призыв, и это наказывается. Поэтому получается, что единственный способ протестовать - это рисковать, присутствуя на протесте. Поэтому это становится настолько важным.

- Можно ли проводить параллели между протестами в Беларуси и России?

- Пока в российское протестное движение вовлечено сильно меньше людей, чем в Беларуси, но это пока. Непонятно, как дальше будут развиваться события. События последних суток показывают, что происходит сильная эскалация насилия со стороны российских властей и беспрецедентное нарушение прав даже тех, кто не протестует.

Во-первых, закрыли вчера практически всю Москву. Во-вторых, избили и задержали огромное количество людей, которые вообще не имеют отношения к протестам, а просто вышли в магазин за хлебом. Это, конечно, эскалация насилия, и в этом смысле мы начинаем двигаться по белорусскому сценарию. Еще немного и мы можем по нему плотно пойти.

Сейчас в культурном смысле многие говорят, что нам надо учиться у белорусов, как протестовать. Есть популярный белорусский Telegram-канал Nexta, который освещает протесты. Так вот, на него подписано очень много россиян. И видно, как практики символического сопротивления начинают проникать в российскую действительность.

- Как вы оцениваете протестный потенциал в России?

- Мы опрашиваем людей, которые уже участвуют в акциях. Протестным потенциалом в России занимаются другие социологические компании. Но, насколько я знаю, сейчас ситуация следующая: рейтинг Путина упал на несколько пунктов в январе и достиг минимума за большое количество лет. Мы знаем, что большое количество россиян знает об отравлении Навального, и знает о его возвращении.

На этот счет есть разные полярные точки зрения. Одна - то, что он герой, а другая - что это все конспирология, созданная Кремлем. Но так или иначе, знания россиян об Алексее Навальном и о протестах ширится, несмотря на то, что на эту тему наложено тотальное табу в российских официальных СМИ, включая федеральные телеканалы.

- А какова конечная цель вашего исследования?

- Это такая наука отчаяния. Я не социолог. Я социальный антрополог. Я бы хотела, чтобы исследованиями социологии митингов занимались компетентные люди, институты, профессиональные полевые социологи, которые на этом съели собаку. Но так не получается. Исследованием социологии митингов в Москве занимаемся только мы. И это очень грустно.

Для гражданского общества очень важно знать хоть что-то о самом себе. А получается, что митинг это такая часть нашей жизни, уже практически повседневная, но о ней мы знаем очень мало. А гражданское общество должно знать о себе самом. Это важный фактор развития гражданского общества. Кроме всего прочего, через год эти данные уйдут, и никто не будет помнить, сколько участвовало, кто эти люди были и так далее.                                                                                      

Авторы Ольга Сосницкая, Наталья Позднякова

https://p.dw.com/p/3ofQ0

***

Мнение политолога: Новая реальность российского протеста - это Минсква

На митинги в России вышло новое поколение - и это вовсе не школьники. Впрочем, пока протесты привели только к ужесточению репрессивных мер со стороны властей, констатирует Иван Преображенский.

Митинги, пикеты и демонстрации в поддержку Алексея Навального и с требованием ухода действующего президента России прошли в воскресенье, 31 января, как минимум в 86 российских городах. Количество новых репрессивных мер со стороны властей и география протеста были беспрецедентными, и не важно, насколько меньше, чем неделей ранее, на этот раз вышло людей на улицы. Что изменилось в российском протесте, и к чему это может привести в будущем?

Поколение Теlegram

Новый российский протест отличается своей организацией, она сетевая. Хотя сдвинул ситуацию Алексей Навальный, в ходе самих акций это приводит к отказу от ориентации на лидеров, после задержания которых протест раньше затухал. Благодаря сетевой форме движения до сих пор не сдаются белорусские оппозиционеры, координационный центр которых сместился в социальные медиа.

Даже если бы штабы Навального хотели выбрать другой формат координации акций, полиция и спецслужбы не оставили им выбора. Множество оппозиционеров "на земле" в России попали под арест еще до выступлений 31 января. В итоге, путь белорусского Telegram-канала Nexta стал для российской оппозиции безальтернативным.

При этом произошла не только смена каналов координации, но и поколений. Перед митингами 23 января власти пытались убедить всех, что на них готовятся выйти несовершеннолетние тиктокеры. Однако перепрыгнуть тех, кому сейчас 25-35 лет, Кремлю не удалось. Они не участвовали в "болотных" митингах 2011-2012 года, но массово вышли сейчас. Причем женщин среди протестующих примерно половина, а охвачена протестами почти вся страна.

Правда, пока им явно не хватает идеологии и символов. В итоге, белорусский бело-красно-белый флажок становится знаком борьбы за свободу и россиян. Он явно лучше подходит для этого, чем, скажем, туалетный ершик. Что касается идеологии, то у демонстрантов нет даже четкой системы требований, кроме освобождения Алексея Навального. Впрочем, и это протестующие могут повернуть себе на пользу. Репрессируя всех подряд, власти помимо своего желания снимают партийные противоречия в стане оппозиции.

Москва похорошела как Минск

Беспрецедентными оказались меры безопасности, объявленные накануне протестов 31 января в российской столице. По всей стране, не только в Москве, шли обыски и задержания активистов, причем тотальные - не забыли даже старых советских диссидентов. Власти дали понять, что не позволят оппозиции замахнуться на "святое" - провести митинг на Лубянской площади, перед знанием ФСБ. Москвичей ждали закрытые станции метро, перегороженный центр города, отключенный Wi-Fi в кафе и даже закрытые оружейные магазины. В ходе самих мирных демонстраций полиция впервые достаточно массово применяла электрошокеры. Впрочем, не только их. В Санкт-Петербурге и вовсе полицейский, которого сбили с ног, угрожал протестовавшим боевым пистолетом.

Везде, где выходило много людей, против них, помимо полиции и ОМОНа, бросали еще и войска Росгвардии. Эти люди в военной, а не полицейской форме с металлическими щитами, проводили жесткие задержания. В Санкт-Петербурге задержанных гнали как военнопленных с руками за головой, а в Казани ставили их на снег на колени - резкого усиления машины репрессий не пришлось долго ждать. Российские власти явно внимательно изучали опыт соседней Беларуси.

Этот рост насилия, рекордные пять с лишним тысяч задержанных по всей стране, очевидно, должны, по задумке властей, запугать граждан и помочь сбить на начальном этапе новую волну протестов. Но и протестующие не стали, как в Беларуси, пару месяцев ходить с флагами, а сразу начали вести себя жестче.

Кому хватит резервов?

У властей, похоже, возникает тут серьезный риск не рассчитать резервы. В Минске, пока Кремль не прислал консультационно-пропагандистскую помощь, казалось, что все висит на волоске. В России же уже сейчас такое ощущение, что репрессивная машина идет практически на самых мощных доступных ей оборотах. В части городов 31 января было видно, что полиции явно не хватает - ее, вероятно, перебросили в столицу или другие горячие точки. Были проблемы и с размещением задержанных по отделениям полиции. Но ведь это отнюдь не предел.

Десятки тысяч недовольных нынешним режимом еще только раскачиваются и вполне могут присоединиться к протестам. Не факт, что прямо сейчас. Но впереди весна, холода закончатся, избирательная кампания к осенним выборам в Госдуму, наоборот, начнется, а уровень жизни населения, скорее всего, продолжит падать.

Тут бы начать маневрировать и договариваться с отдельными группами населения. Но Кремль, похоже, занял жесткую позицию: любой протест - только в кольце ОМОНа. Но оно прочно, если хватает резервов и нет перегрузок. Если же протесты не спадут, а продолжат нарастать, то может оказаться, что повышать градус агрессии Кремлю будет уже просто некуда. И тогда останется только выбор между капитуляцией или приказом стрелять на поражение. Причем с неизвестными заранее последствиями.

Автор Иван Преображенский

https://p.dw.com/p/3ofG5

***

Комментарий: Приближение к омуту. Об ошибочной политической стратегии, чреватой социальным катаклизмом

То, как властями трактуются недавние протестные выступления в Москве и ряде городов страны в связи с событиями вокруг оппозиционера Алексея Навального, принуждает думать: либо власть не понимает их истинных причин, либо, что скорее всего, имитирует непонимание, не рискуя отклониться от «понимания высшего».

Согласно этому верхнему пониманию, как теперь уже сформулировано открыто, причиной выступлений является инспирированная иностранными врагами России деятельность «политического проходимца», который «вытаскивает» на улицы наивных протестующих и понуждает их прикрываться детьми. Соответственно размах выступлений по определению не может быть значительным, а меры против выступающих исключительно признаются адекватными, как и положено им быть против «иностранных агентов» и их подручных.

Белорусский сценарий

Этим заключением можно было бы удовлетвориться, если бы не недавние протесты в Белоруссии – своего рода футурологический прогноз для России. Не исключаю его реальности, потому что в последние десятилетия наши соседи развивались по сходной с нами авторитарной траектории со сходной же социально-политической и культурной деградацией, хотя у белорусов имеется своя особенность – фонтанирующий сермяжный здравый смысл руководства («Вы вирусы на катке видите? Вот и я не вижу»).

Идущее по нарастающей противостояние при иллюзорном «понимании» его причин само по себе опасно при любом исходе: если выступления будут успешно подавлены или – допустим невозможное – приведут к «победе» протестующих. Вспомним Иммануила Канта: «Посредством революции можно, пожалуй, добиться устранения личного деспотизма и угнетения со стороны корыстолюбцев и властолюбцев, но никогда нельзя посредством революции осуществить истинную реформу образа мыслей». А культурная реформа образа мыслей – это как раз то, что уже очень давно нам требуется и о чем все никак не думается.

Образ белорусского президента, бегавшего в камуфляже вокруг своей резиденции с автоматом в руках и подбадривавшего, как он выражался, своих «красавцев», в наших реалиях может оказаться лишь картинкой из детской книжки-раскраски. Да и «иностранные коллеги», если бы дело дошло до насильственной смены власти, вряд ли бы продемонстрировали иное поведение, чем, например, то, которое имело место в форме военной интервенции в Гражданскую войну после Октября, или когда они примерно наказывали сербов бомбардировками 1999 года. Напомню, что только в одном Белграде от их «гуманитарного» вмешательства погибло не менее 3 тыс. горожан. К сожалению, иного опыта их реакции у нас нет, а не замечать имеющийся – наивно.

В этой связи наш президент, сказавший однажды, что слабых бьют, безусловно, прав. Только к этому стоило бы добавить, что более, чем гипотетических чужих, следует обуздывать реальных сильных своих, которым мешают «стоящие у них на пути». Так что в этой ситуации чужим и делать-то ничего не нужно – сами управляемся.

Знак протеста

Но вернусь к Навальному, который волею рукотворных обстоятельств знаменательного для истории России месяца августа сделался если не символом, то знаком протеста. И понимание причин этого явления – задача остро насущная. В чем основания протестных настроений?

В последние 20 лет в России сложился демократический авторитаризм – система, которая в своих внешних атрибутах использует демократические нормы, но по своей сути чем далее, тем более становится только авторитарной. При этой системе в стране (отчасти реально, но все более декларативно) наличествуют институты цивилизованного государства западного типа: частная собственность, рынок, демократия, гражданское общество. Эти институты порождают цивилизационные механизмы и, в свою очередь, ими поддерживаются. Механизмы эти – разделение властей, в противоположность доминированию одной ветви власти над другими; верховенство закона для всех, в противоположность доминирующей защите интересов суверена и его ближнего круга; политического и идейного плюрализма, основанного на свободе совести, противоположного реальным авторитарным практикам и прикрытой симулякрами государственной идеологии; изначальных прав и свобод каждого человека, вытекающего из идеи верховенства права, в противоположность безраздельному праву одного (одних) и фактическому бесправию других. Когда институты работают не в полную силу, а механизмы постоянно дают сбои или и вовсе декоративны, общество стагнирует или продуцирует конфликты, чреватые масштабным катаклизмом.

Нужно ли доказывать давно ставший банальным факт слабости цивилизационных механизмов в России? Что обе наши палаты законодательной власти всегда стопроцентно единодушны и вообще они «не место для дискуссий»? Что многие, особенно чуткие к настроениям власти суды в условиях «соревновательности» сторон выносят оправдательных приговоров меньше, чем во времена сталинской диктатуры, а их решения – копирки с прокурорских представлений? Что идейный плюрализм уже обвешан такими красными флажками, что и исторические факты можно извлекать на свет только при условии, что они будут работать исключительно на «историческую политику государства», от которой в конечном счете, как утверждается, зависит его суверенитет? (Следуя этой логике, недалеко до того, чтобы в духе Сталина полностью переписать историю, одновременно запретив какую-либо живую память о ней, а в пределе, следуя вождю, «без права переписки» разобраться с ее носителями.)

Прошлое – это настоящее

За редкими и кратковременными исключениями любое сползание к авторитаризму ведет к деградации общества. Что до конкретного российского авторитаризма, то пока он стагнирует. Во-первых, не выдвигает общественно значимых идей развития, а постоянно обращается к прошлому, рассчитывая найти в нем защиту от развивающегося мира, притом что союзников у него уже не осталось. И во-вторых, своим стремлением целиком заполнить прошлым актуальную повестку стремится сохранить и навсегда закрепить за собой отобранные у общества с начала 1990-х годов материальные плоды. Отсюда его уникальное для современного мира по своей продолжительности и напористости нагнетание юбилеев и памятных дат, постоянный идеологический рефрен про «традиционные ценности» и «заветы предков», в итоге ставшее фатальным «неразвитие» – основное сегодняшнее свойство страны.

Примечательно, что прошлое в качестве нынешнего и завтрашнего дало себя знать даже в положении нашей «золотой сотни» – придворных миллиардеров и мультимиллионеров, чьи состояния в последние год-два хотя и растут в масштабах нашей экономики прежними сверхтемпами, но безнадежно – кратно – отстали от состояний миллиардеров Запада и Востока. Разгадка в том, что те, в отличие от наших, делают ставки на таланты и предприимчивость свободного и образованного человека, в то время как наши, пребывая внутри авторитарного деспотизма с его тягой к аквадискотекам и стрельбой по мишеням с утра, не видят, да и не могут видеть дальше железа и трубы.

Экономистам хорошо известны методы выхода из экономического «неразвития», меры устранения сил, это состояние консервирующих. Объектом преобразований должны стать органически сращенные с верховной властью государственные и частно-государственные компании с их хронически неэффективными хозяевами-собственниками; связанная с ними и имеющая свои дивиденды многоуровневая и обширная властная бюрократия; обеспечивающие защиту этого политико-хозяйственного монстра специально на эту задачу нацеленные правоприменительные, судебные и силовые структуры. Роднит их одно – корыстное приятие и привычка действовать в парадигме «ручного управления», непосредственно обращаясь к закону лишь в том редком случае, когда закон и «рука» в их направленности совпадут.

Состояние «неразвития» с тенденцией к деградации характеризует и культурно-образовательную сферу. В форме «прошлое – наше настоящее и будущее» в диапазоне от «спасибо деду за победу!» до «если надо – повторим!» вместе с мутной водой с бытового дна и постоянной истерикой в адрес «злокозненного Запада» это состояние проявляется в содержании выступлений штатных телевизионных и иных «обличителей», ведущих свою символическую духовную родословную не иначе как от любителя «скандальчиков» Карамазова-папаши. (Все же в этом году мы будем отмечать 200-летний юбилей Федора Михайловича Достоевского, и не вспомнить об этом знатоке русской натуры вроде нельзя. К тому же я почему-то предполагаю, что одним из центральных в предстоящих юбилейных мероприятиях в дипломатичной форме станет его тезис про исключительную, богоданную «всечеловечность» нас, русских, которым веками мешает жить вражеское окружение, как определял классик, «жидов и полячишек».)

Поскольку то, как развиваются события, все больше приближает нас к «омуту», в котором два встречных течения сталкиваются, утягивая на дно пловцов с обеих сторон, заставляет подумать – не пора ли остеречься и вектор развития изменить. Вопрос – как?

Русская матрица

В нескольких более ранних статьях в «Независимой газете» я писал о «русской матрице» и ее константах. А поскольку сегодняшняя ситуация, к сожалению, все более начинает напоминать попытку очередной насильственной этой матрицы консервации, должен воспроизвести некоторые мысли.

Русской матрицей я назвал исторически часто возникающее в стране содержание общественного бытия и сознания власти и населения. Таковыми со времени образования Московской Руси при Иване Грозном стало бытие России как империи с имперским сознанием власти и народа, которое постоянно воспроизводилось самодержавной формой правления и полицейской силой, в разные времена именуемой по-разному, но всегда напрямую, минуя закон, непосредственно соединенной с самодержцем. Ее укоренение и постоянное возобновление гарантировал механизм «собственности/бессобственности» – когда самодержец по своему произволу иных собственностью (включая их право распоряжаться самими собой) наделял, а иных лишал. «Жаловать своих холопей мы вольны и казнить их вольны же», – афористично в письме Андрею Курбскому высказался грозный царь.

Матричная природа страны наиболее отчетливо проявляется в кризисы, когда в надежде догнать ушедшие вперед страны предпринимаются попытки ее слома. Таких моментов, разных по своим масштабам, значимости и последствиям, в отечественной истории в ХIХ–ХХ столетиях было по крайней мере пять. Восстание декабристов 1825 года, реформы Александра II 1860–1870-х годов, политические меры Николая II 1905–1907 годов, революция и контрреволюция большевиков 1917–1937 годов, радикал-либеральные реформы 90-х годов прошлого века.

Во все эти периоды главными были вопросы об ограничении или свержении самодержавия, пересмотре существующих отношений собственности, установлении демократии, организации рынка, о верховенстве права, правах и свободах личности, гражданском обществе. Последние два кризиса – Октября и реформ 1990-х – завершились неудачей потому, что их главные акторы не сумели отказаться от имперской идеи. Большевики видели в России прообраз и фундамент будущей мировой революции, для которой наша страна должна была стать сырьевой базой. Новые русские прельстились соблазном приватизации ресурсов. Обоим субъектам исторического действия для реализации их целей понадобилась реставрация самодержавия с его механизмом «собственности/бессобственности», в том числе гегемонии одних и покорного приятия данности со стороны других. И здесь нужно сказать несколько слов о природе нашего человека.

Еще в 1980 году сотрудник одного из столпов советской идеологии Института философии АН СССР, известный философ Александр Зиновьев написал небольшую работу под названием «Почему мы рабы». И один из его ответов был таков: потому что «некоторая часть граждан общества захватила власть над остальными и осуществляет свое насилие над ними». Но это был не весь ответ. Другая его часть звучала еще жестче: «Мы принимаем систему рабства добровольно». А на вопрос «почему так?», по мнению Зиновьева, каждая эпоха отвечала по-своему.

Для времени «реального социализма» ее ответ был таков: основу цивилизационного начала в обществе образуют труд, личный риск, инициатива и ответственность, привносимое морально-правовым самосознанием самоограничение. Это, возвращаясь к метафоре омута, смысл одного течения – «карабканья вверх». Но есть и встречное – движение «по течению» вниз. Основой той коммунистической тенденции был великий исторический соблазн людей жить стадно, без тяжкого труда, постоянных самоограничений, без риска и личной ответственности, беззаботно, с гарантированным удовлетворением минимальных жизненных потребностей. Вспомним обещание о том, что при коммунизме блага польются полным потоком и по потребностям удовлетворят всех.

Более того. При коммунистическом рабстве каждому рядовому члену общества массово дается крупица фактической власти над ближними в соответствии с его социальным положением. Но реальной свободы здесь нет, а вместо нее есть эрзац – возможность лишать свободы других. «А это много легче, чем борьба за то, чтобы не быть рабами». В итоге мы «капитулируем перед внешним насилием потому, что сами предпочитаем образ жизни, делающий нас рабами. Вот в чем ужас нашего положения. Можно бороться против внешних насильников. Можно ограничивать действие объективных сил природы и общества. Но бороться против самих себя и добиваться успеха – задача непостижимо трудная даже для богов. А мы – всего лишь люди. И мы отрезаем себе всякую надежду на освобождение. Когда все рабы, понятие рабства теряет смысл».

Конечно, советское в чистом виде осталось позади, хотя очевидно, что имманентная тяга части нашего народа и власти к «советскому» имеется, о чем многие и многое напоминает. Не в этом ли удовлетворении минимальных потребностей большинства в обмен на сохранение абсолютной власти меньшинства на фоне высоких нефтяных цен состоял пресловутый негласный «общественный договор» первого десятилетия ХХI века? Не в этом ли причина сравнительно небольшого количества протестующих в диапазоне от недавних выборов в Мосгордуму и голосований «на пеньке» до «казуса Навального»? Не в этом ли – «лишать свободы других» – привычка и «сладость» нашей «традиционной скрепы», о которой как-то высказался даже Максим Горький в своей брошюре о жестокости русского крестьянства. И это, безусловно, усугубляет сложность решения задачи «реформирования образа мыслей».

Возможно, аналогия с советским рабством была бы более полной, если бы не особенности последних лет, когда удовлетворение минимальных потребностей большинства стало неуклонно снижаться, а количество властных бенефициаров всех уровней и их разного рода силовых защитников столь же неуклонно расти. То, что это так, видно не только по расходам и жизни «верхов», но и по потреблению, по медицине, образованию, науке и культуре для «низов». Вот почему Навальный – не столько персона, сколько знак и, возможно, последний сигнал на реке, обозначающий наше приближение к омуту. И хорошо бы помнить, что, когда в него затянет, вряд ли кто-нибудь выберется наверх.

Автор Сергей Никольский

https://www.ng.ru/ideas/2021-02-10/7_8079_strategy.html