Экономика России в 2030-м: бум, стагнация, спад? Три сценария

Information
[-]

Что ждет Россию через десять лет? 

Какой будет экономика России через 10 лет? Немецкий эксперт проанализировал три вероятных варианта развития событий - оптимистичный, нейтральный и пессимистичный. DW - с подробностями.

Экспорт энергоносителей - главная статья доходов госбюджета РФ

Что ждет Россию через десять лет? Какой будет политическая жизнь в этой стране, как изменится ее армия и какими будут ее отношения с крупными международными игроками? На эти и другие вопросы попытались ответить авторы исследования "Russian Futures 2030" (что можно перевести как "Российские перспективы к 2030 году"), которое выпустил Институт Европейского Союза по исследованию проблем безопасности (EUISS). Среди прочего в докладе изучается вопрос о том, что может ждать российскую экономику в течение ближайших 10 лет. Янис Клуге (Janis Kluge), эксперт берлинского Фонда науки и политики (SWP), консультирующего правительство Германии, предложил три возможных сценария развития экономики РФ.

***

Сборная афиша анонсов и событий в вашей стране и в мире на ближайшую неделю:  

 

Сфокусируйтесь на своем городе и изучайте.

Мы что-то пропустили? Присылайте, мы добавим!

***

Новый Сингапур или Россия остается Россией?

Россия превращается в нечто подобное Сингапуру - это первый из описанных Клуге сценариев: Кремль под руководством нового лидера России Михаила Мишустина проводит "смелые экономические реформы", поддерживает конкуренцию, удаляя от центра принятия политических решений ранее влиятельных глав госмонополий. Сами госкомпании теряют свои особые привилегии, а некоторые, "Ростех" и "Транснефть", например, расчленяются на несколько самостоятельных компаний.

Мишустину удастся, гарантировав безопасность зарубежным инвесторам, привлечь их вновь активно вкладывать деньги в российскую экономику. Но перед выходом из кризиса Россия сначала вынуждена пережить "яму" падения реальных зарплат населения и роста безработицы, во время которых власти жестоко подавляют протесты недовольных.

"Тяжелое похмелье" - второй сценарий Яниса Клуге для последующих десяти лет российской экономики: Мишустина на посту премьера РФ заменит "склонный к вмешательству" в экономику со стороны государства Андрей Белоусов, средства Фонда национального благосостояния (ФНБ) к 2022 году Москва потратит на то, чтобы как-то сохранить экономику на плаву, а также для очередного приобретения "Роснефти", которая приберет к своим рукам самый ценный частный нефтяной актив в России - "Лукойл".

На короткое время - за счет скачка цен на нефть и трат из ФНБ - экономику даже удается ускорить до 4,5 процента ВВП, что вызывает в памяти лучшие моменты 2000-х. Но ненадолго: последняя нефтяная синекура быстро закончилась, и уже в 2027 году курс национальной валюты стремительно упадет к отметке 200 рублей за доллар США. Деньги на латание дыр бюджета приходится занимать не на Западе, а в Китае, который дает их, но на грабительских условиях, рисует возможную картину будущего эксперт SWP.

Сценарий самоизоляции РФ: печатный станок и утечка мозгов

Наконец, третий описанный в "Russian Futures 2030" сценарий - это усиление изоляции российской экономики и ее зависимости от нефти. Сначала сокращаются до минимума связи с Западом, позже прекращается и расширение экономических отношений с Китаем - на фоне конфликта с компанией Huawei о создании сетей 5G. Ослабляются и связи в Евразийском экономическом союзе после того, как тайно от Москвы особое соглашение с КНР подписывают власти Казахстана.

"Рублевый печатный станок становится ответом на большинство экономических проблем", - пишет Янис Клуге. Толчком к дальнейшей изоляции становится борьба России в международных судах с бывшими акционерами ЮКОСа, которую Россия прекращает, объявив о выходе из ряда международных юрисдикций. Это негативно сказывается на готовности зарубежных партнеров иметь отношения с РФ. Венчается изоляция назначением советника президента РФ Сергея Глазьева главой комиссии, которая разрабатывает новую стратегию экономической безопасности. Эльвира Набиуллина лишается своего поста главы Нацбанка РФ, а Антон Силуанов - поста главы Минфина, представляет возможный сценарий будущего Клуге. Нацбанк начинает напрямую поддерживать российскую промышленность, вводятся валютный контроль и происходят первые попытки отключить Россию от глобального интернета. Все это сопровождается новой волной эмиграции из России.

Коррупция, доминирование государства и зависимость от нефти и газа

"До начала работы мы задумались над тем, сохранение каких трендов можно с большой вероятностью предсказать в течение ближайших десяти лет", - прокомментировал Янис Клуге свой доклад для "Russian Futures 2030" в разговоре с DW. По его мнению, ему и коллегам представляется, что в течение десяти лет сохранится влияние трех факторов на экономику РФ. "Коррупция и через десять лет будет большой темой. Нет примеров в международной истории, когда в течение десяти лет удавалось добиться значительных улучшений в этой сфере", - констатировал Клуге. Также он уверен в том, что через десять лет сохранится как зависимость России от экспорта нефти и газа, так и сильное доминирование государства в экономике.

Политическая экономика России в 2030 году вполне может оказаться примерно такой, какой мы ее знаем в 2020-м - такой вывод напрашивается после знакомства с текстом. Но есть при этом фактор, способный преподнести сюрпризы "как в позитивном, так и в негативном смысле", говорит Янис Клуге, и таким фактором он считает степень открытости российской экономики. "Несмотря на все ограничения, экономика России остается относительно открытой. Это может измениться, например, из-за воздействия санкций или внутрироссийских политических решений", - добавил Клуге.

"Дневные" и "ночные" властители России

В своем докладе Янис Клуге обстоятельно анализирует растущее влияние на экономику, цитируя российского политолога Константина Гаазе, "ночных властителей" - влиятельных игроков, которые не обязательно наделены формальными полномочиями, но имеют значительное неформальное влияние в Кремле: глава "Роснефти" Игорь Сечин, близкие Путину бизнесмены братья Ротенберги или Евгений Пригожин, который, по данным российских СМИ, на днях получил, вероятно, самый крупный в российской истории заказ на реставрацию зданий в центре Москвы. "Ночным властителям" до известной степени противостоят "дневные властители" - технократы, такие как глава Минфина Силуанов и глава Нацбанка Набиуллина.

В последние годы "ночные властители" определенно были сильнее "дневных", говорит Клуге. В качестве примеров он привел громкие уголовные дела, которые имели отношение к экономике: арест и приговор бывшему министру экономического развития РФ Алексею Улюкаеву, арест видного зарубежного инвестора Майкла Калви. Но "дневные властители" все еще имеют поддержку Кремля. "Мы видим, например, попытки Минфина систематизировать расходы и предотвратить утечку слишком больших средств в непрозрачные каналы", - заметил эксперт.

Сценарии будущего России - "интеллектуальное упражнение"

Описанные сценарии будущего России не следует воспринимать буквально, а скорее как "интеллектуальное упражнение", предупреждает Клуге, который видит свою задачу в том, чтобы противопоставить "реалистичные представления" некоторым "иллюзиям, надеждам, подчас чересчур оптимистичным планам, которые есть у самой России" и которые находят отклик в  политической элите ЕС. "Нередко изменения оказываются менее значительными, чем надежды на изменения", - добавил эксперт SWP.

Долгое время в Европе и особенно в Германии, признает Клуге, существовало представление, что в России многое и быстро изменится к лучшему. "Такие сценарии - это способ показать, что радикальных изменений ждать не стоит хотя бы потому, что десять лет - слишком короткий промежуток времени", - заключил он.

Автор Михаил Бушуев

https://p.dw.com/p/3j0D5

***

Приложение. Почему высокие технологии убьют экономику России

 «Высокие технологии, низкий уровень жизни» — эта формула, выработанная современными антиутопиями, кажется абсурдной. Технологии должны облегчать жизнь и повышать производительность труда! Однако антиутопия сбывается: вспомним недавние протесты курьеров и таксистов против интернет-сервисов, соединяющих их с клиентами. Почему же технологии ухудшают положение людей? И что с этим делать? (Ник Срничек. Капитализм платформ. 2-е изд. — М: Изд. дом Высшей школы экономики, 2020)

Схема известна со времён появления Uber. Корпорация держит удобное приложение для поиска такси, перекладывая содержание автомобилей и конфликты с водителями на множество мелких компаний, при этом демпингуя цены в борьбе с другими такими же корпорациями и сервисами. Крайними оказываются таксисты, из своего кармана оплачивающие услуги сервиса, демпинг, штрафы, «сорвавшихся» клиентов и т. п. При этом корпорации уровня Uber как бы ни за что не отвечают, лишь предоставляя «любому желающему» электронную платформу, и находятся вне досягаемости рядовых работников. Стоит ли удивляться, когда оказывается, что весомая часть курьеров или таксистов — это мигранты и другие незащищённые категории населения, которые согласны работать за копейки и в любых условиях?

Но проблемы не ограничиваются этим видимым уровнем. Аналогичный «сервисно-платформенный» подход корпорации осваивают и в торговле, и в логистике (громкие скандалы с эксплуатацией рабочих на складах Amazon), и в промышленности (платформы для аутсорсинга — делегирования задач мелким иностранным компаниям; промышленный интернет вещей, контролирующий как заказы и поставки, так и сам процесс производства), и в коммуникациях (социальные сети, торгующие данными пользователями и рекламой), и даже в самих высоких технологиях (опять же аутсорсинг; облачные хранилища данных и сервера; централизованная продажа научных статей; интернет-магазины программ, игр и музыки). Результаты ожидаемы: даже совсем не бедствующие издатели компьютерных игр выступают против высоких процентов, которые забирают себе с продаж крупные игровые интернет-магазины.

Почему высокие технологии в руках одних требуют низкого уровня жизни у других? Простой ответ: виновен капитализм, концентрирующий богатства и власть в руках немногих и толкающий их к увеличению прибыли любой ценой. Но как же конкуренция, борьба работников, вмешательство государства? Специфика нового «цифрового», высокотехнологичного капитализма в том, что он эффективно обходит эти «препятствия». Как это происходит — поясняет британский политолог и преподаватель цифровой экономики Ник Срничек в книге «Капитализм платформ».

Автор доказывает, что мечтам вроде «свободного интернета» и массового независимого предпринимательства не суждено было свершиться: сфера высоких технологий оказалась подчинена крупному финансовому капиталу с самых её истоков. На Западе этому поспособствовала сумма факторов. К концу ХХ века промышленность стала не самой доходной сферой: на требования организованных рабочих и государства наложился затяжной кризис перепроизводства. Надо заметить, что собственно «краха» не произошло — сократились темпы роста и норма прибыли, а не материальный продукт (которого как раз было слишком много).

Тем не менее кризис стал поводом для резкого поворота вправо: формально — в свободный рынок и неолиберализм, фактически — в «одностороннюю классовую войну», когда государство поддерживало крупный капитал и подавляло рабочих. Важным побочным эффектом этого, как отмечает Срничек, стал переход от кейнсианства, т. е. полноценного контроля государства за развитием определённых секторов экономики, к более общей стимуляции экономики путём печатания денег и раздаче их через банки, государственные и частные («количественное смягчение»). Естественно, капиталисты направили свободные деньги в более прибыльные отрасли, чем промышленность: финансовые спекуляции, недвижимость, рекламу и… Высокие технологии.

Результатом стал не только лопнувший в 2000 году «пузырь доткомов»; влияние финансового сектора определяет технологические и IT-гиганты по сей день. Во-первых, за колоссальным влиянием денег в случайные стартапы стояла характерная для империализма идея: сферу информационных и иных технологий должен как можно скорее взять один самый успешный (пусть хотя бы за счёт рекламы) монополист. Вложения делались не в конкретные «полезные» изобретения, а именно из расчёта «снять все сливки» после монополизации передовой отрасли. Так, Срничек утверждает, что Uber до сих пор получает минимум дохода от своего сервиса для перевозок (а, возможно, и оказывается в минусе из-за демпинга). Даже откровенная эксплуатация таксистов и мелких компаний (по факту — аутсорсинг) не особо помогает. Однако Uber процветает за счёт привлечения колоссальных финансовых вложений. Ведь он обещает вот-вот добиться монополии — и тогда уже стать сверхприбыльным. Срничек даже прогнозирует падение платформ вроде Uber, поскольку абсолютная монополия — несбыточная мечта, а реальных активов (серверов, автомобилей, складов и т. п.) у корпорации не скапливается. Впрочем, автор явно недооценивает спекулятивный запал капитализма.

Во-вторых, IT-компании, не привязанные к месту и заводам, являются отличным инструментом для ухода от налогов. По данным Комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку США, у корпораций вроде Apple и Microsoft скопились многомиллиардные резервы (из-за постоянных финансовых инвестиций), которые более чем на 90% расположены в офшорах, то есть не облагаются налогами.

Эти «внешние» факторы, толкающие корпорации высоких технологий к монополизации, накладываются на располагающую внутреннюю логику IT. Современная бизнес-модель «платформ» и «экономика данных» держатся не на улучшении качества услуг, а на максимально быстром расширении аудитории: услуги могут предоставляться полностью бесплатно, просто чтобы завлечь побольше пользователей. Огромные инвестиции и раздутая рекламная сфера позволяют корпорациям не скупиться на методы привлечения аудитории.

Но Гильфердинг ещё в начале ХХ века заметил, что финансовый капитализм стремится к абсолютной (единственной) монополии, но никогда её не достигает из-за усиления внутренних противоречий. Срничек утверждает, что это же справедливо и для этапа высоких технологий: хотя Google, Apple и другие корпорации пытаются отвоевать друг у друга пользователей, эта война не закончится единоличной победой. Потому сегодня платформы перешли к иной стратегии: замыкания пользователей в рамках своей «экосистемы». Т. е. человек, пользующийся поиском Google, должен пользоваться и почтой Google, и их сервисом доставки еды, и их платёжной системой, и их соцсетью, и т. д. Это дополняется активным скупанием материальных ценностей — серверов, складов, автопарка и пр. (хотя порой — через сети дочерних компании). Сервисы вроде Uber сами становятся частью конгломератов, принадлежащих Amazon, Apple или Google: если они и не выкупаются напрямую (как было, например, с Instagram или многими сервисами отправки сообщений), то оказываются зависимыми от чужих хранилищ данных, электронных карт и т. п.

Важно, что контроль над торговлей, данными, серверами и т. д. позволяет IT-корпорациям постепенно захватывать и промышленность: платформенные решения для производства позволяют компаниям экономить и повышать производительность труда; необходимость реализации товара заставляет заводы вступать в отношения с торговыми площадками и пользоваться платформами, соединяющими поставщиков и покупателей. Срничек утверждает, что значительная часть промышленности Германии, Японии и США уже завязана на IT-платформы. Сама же суть платформы в том, что, когда она становится популярной (и потому уже безальтернативной) — её владелец может навязывать всем свои правила игры. Что и есть монополия.

Есть ли выход из этой ситуации? Срничек справедливо критикует надежды на организацию снизу альтернативных, «демократичных» платформ: никакие энтузиасты не выдержат прямой конкуренции с гигантскими корпорациями. Да и отказаться от привычных сервисов большинству людей будет сложно. Потому автор видит решение в давлении на корпорации через государство: и здесь уже необходима широкая низовая самоорганизация, ведь текущие элиты тесно связаны с банками и корпорациями. Значит, необходимо решить политическую проблему демократичного государственного управления, способного не «продаться» корпорациям, а действительно взять их под контроль в интересах большинства.

С чистыми интернет-сервисами проблем будет меньше: в конечном итоге они являются лишь эксплуататорской надстройкой над мелкими компаниями, пользующимися сервисом, и их рядовыми работниками, предоставляющими фактические услуги. Если эти «реальные» уровни организуются и повернутся против IT-корпорации — последней придётся уступить. Сложнее, когда корпорация не только держит платформу-сервис, но и выкупает «реальные» активы, множит дочерние и фиктивные фирмы. Здесь ставку можно сделать только на рядовых работников, в любой схеме оказывающихся «крайними», а также активную позицию массы граждан, страдающей от монополии если не как рабочие, то как потребители. Потому, несмотря на новую форму капиталистического монополизма, мы приходим к классическим левым решениям: низовой организации и борьбе работников за свои права с перспективой прихода к политической власти.

Насколько всё это будет совместимо с капитализмом — большой вопрос: IT-гиганты действительно предоставляют удобные инструменты и конкурентные преимущества. Однако их стремление к наживе и монополии делает ситуацию нездоровой, извращённой, усиливает угнетение на всех уровнях. Парадоксально, но в конечном итоге Срничек констатирует стагнацию (и даже уменьшение) производительности труда, рост неквалифицированных рабочих мест, грубую эксплуатацию, остановку технологического прогресса. Сломать порочный круг чисто рыночными средствами нельзя; здесь нужна политическая воля, ориентирующаяся не на прибыль, а на общее благо и интересы развития, при участии широких масс.

Идеологи «постиндустриализма» утверждали, что новая экономика не нуждается в таком контроле со стороны общества и государства, как промышленность. Такой контроль ей якобы даже вреден. Срничек показывает, что эти утверждения несостоятельны. Вера в них (хотя, скорее, имел место холодный корыстный расчёт) завела мировую экономику слишком далеко. Россия же, пытавшаяся «нагнать» Запад, оказывается во вдвойне глупой ситуации. При всех разговорах о свободе для бизнеса и конкурентоспособности мы не должны недооценивать опасность собственных корпораций. Протесты таксистов и курьеров, махинации торговых сетей, цензура и слежка — лишь самая вершина айсберга. Успехи российских корпораций — не только повод для радости, но и повод для беспокойства. Это не значит, что высокие технологии не нужны; это значит, что государство и общество не должно упустить над ними контроль.

Автор Дмитрий Буянов

https://regnum.ru/news/economy/3020950.html


About the author
[-]

Author: Михаил Бушуев, Дмитрий Буянов

Source: p.dw.com

Added:   venjamin.tolstonog


Date: 01.10.2020. Views: 65

zagluwka
advanced
Submit
Back to homepage
Beta